Тяжесть венца - Вилар Симона

Когда сестры-монахини после ночного богослужения возвращались в общую опочивальню, Анна оставалась стоять на коленях, не отрывая взгляда от тонкой свечи, что теплилась перед реликварием из чеканного серебра со святыми дарами внутри. Сжав на груди руки, она трепетно повторяла:

– Слава и хвала тебе, Мария Присноблаженная. Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего – Иисус, проливший кровь свою за грехи наши… Пресвятая Дева! Будь заступницей Филипу, ибо все, что ни делал он, он делал ради меня. Господь всемилостивый, будь добр к мужу моему и сыну, невинному и не познавшему еще греха!..

Часто, когда Анна возвращалась в свою келью, она находила ее пустой. Кэтрин убегала в общую опочивальню к добрым монахиням. Она боялась тяжких страданий матери, она уставала и мерзла в одиночестве, когда Анна проводила ночные часы в холодной церкви.

Порой Анна замирала, прижав к себе свое единственное сокровище – дочь Филипа, сестру Дэвида. Ей хотелось соединиться, слиться в одно целое со своей крошкой. Но Кэтрин раздражали эти молчаливые объятия матери. Она начинала ерзать, вырывалась и в конце концов убегала либо на кухню, смотреть, как сестра Геновева печет пирог, либо на стены обители, откуда с завистью наблюдала, как деревенские ребятишки шумной гурьбою рвут плющ и остролист для рождественских украшений. Девочка отчаянно томилась в заточении. Привыкнув к жизни в шумном замке, где она была маленькой госпожой и все счастливы были поиграть с нею, она испытывала глубокое разочарование оттого, что это чудесное путешествие завершилось столь печально. Порой она просила мать вернуться в Нейуорт, но леди Анна всякий раз при одном упоминании о замке заливалась слезами. Когда в Сент-Мартин наведывался герцог Глостер, она просила и его, чтобы он увез ее отсюда. Сэр Ричард в ответ мягко улыбался.

– Ты хочешь оставить маму совсем одну?

И когда Кэтрин начинала отчаянно мотать головой, он прибавлял:

– Будь умницей, Кэт. Ты должна быть поласковее с матерью и пореже напоминать ей о Гнезде Орла. И тогда однажды я возьму тебя с собой в Йорк или в Ноттингем, где по озерам плавают белые лебеди, и ты будешь кататься на белом как снег пони, которого я тебе подарю. Все мальчики и девочки захотят с тобой играть, и это потому, что ты станешь принцессой.

Герцог уезжал, а ее по-прежнему продолжали держать взаперти. Кэтрин снова скучала и преследовала мать Евлалию просьбами отпустить ее в селение. В конце концов настоятельница сама обратилась к леди Анне, но та пришла в неописуемый ужас. Больше всего на свете Анна боялась, что с ее крошкой что-нибудь случится. Именно поэтому ей казалось необходимым держать Кэт подле себя, за толстыми стенами, где ей ничего не угрожает.

В день Богоявления, когда окрестные крестьяне сошлись в монастырскую церковь на праздничную службу, Кэтрин была чрезвычайно оживлена и без устали болтала о чем-то в притворе церкви с деревенским мальчишкой. Однако во время трапезы вдруг стала подозрительно смирной, отказалась от праздничного пирога и необычайно рано ушла спать в общую опочивальню, куда в последнее время окончательно перебралась.

Ближе к вечерней молитве Анну разыскала перепуганная сестра Агата, сообщив, что у девочки жар, лицо ее опухло и покрылось сыпью и она никого не узнает.

Как ни странно, именно это новое горе словно бы пробудило Анну.

Осмотрев дочь, она повернулась к перепуганным монахиням и начала властно и твердо отдавать приказания, будто госпожа в собственном замке. Сестры засуетились, забегали, и даже не терпевшая посягательств на свою власть мать-настоятельница покорно отправилась выполнять ее распоряжения.

Монахини-бенедиктинки, согласно уставу, обязаны были заниматься врачеванием, поэтому в кладовых монастыря нашлось достаточно лечебных трав и снадобий. Сестры удивились, что Анна оказалась столь сведущей в медицине, но еще в большее изумление их привели та твердость и сила духа, что обнаружились в этой, казалось бы, совершенно сломленной женщине.

Как оказалось, в приходе эта болезнь уже расползлась довольно широко, и леди Анна, бодрствовавшая у изголовья дочери двое суток, пока у нее не начал спадать жар и не исчезла сыпь, тотчас отправилась в селение и принялась врачевать детей из долины.

Тогда-то она и узнала, что начальником отряда, охранявшего ее, является тот самый Джон Дайтон, который одно время служил в Нейуорте.

– Его светлость герцог Глостер приказал мне оберегать вас, когда я поступил к нему на службу, – глухо проговорил Дайтон в ответ на удивленный вопрос Анны Невиль. – Милорд считает, что вам будет спокойнее, если поблизости окажется человек из Гнезда Орла.