Тяжесть венца - Вилар Симона

Усилием воли она сдержала слезы. Попыталась было что-то сказать, но слов не было.

Оливер указал ей крюком в сторону.

– Возвращайтесь, леди Анна. Ваши люди давно ждут вас и наверняка недоумевают, о чем герцогиня может так долго беседовать на дороге с каким-то воином.

Анна оглянулась. На склоне холма она увидела леди Харрингтон, Эмлин Грэйсток, Уильяма Херберта, нескольких стражников в ливреях дома Глостера и даже карлика-шута, собирающего цветы. Ее настоящее… Пора было возвращаться в реальный мир.

Она взглянула на сидевшего верхом Оливера. Ее прошлое… Анна ощутила резкую боль в сердце. К горлу подступил ком.

– Прощай, Оливер. Да хранит тебя Господь.

Она закусила губу и смахнула пальцем скатившуюся по щеке слезу.

Оливер окинул ее внимательным взглядом.

– Прощайте, моя леди. И знайте: если придет беда, если вам понадобится помощь, вам стоит только позвать.

Анна улыбнулась, но улыбка вышла жалкой.

– С чего ты взял, что со мною может случиться беда?

Не отвечая, Оливер пришпорил коня и умчался.

6

В начале октября, почти за два месяца до положенного срока, у Анны начались предродовые схватки. Ричарда в Миддлхеме не было, и, когда Анна испуганно сообщила фрейлинам, что, кажется, ее время пришло, в замке поднялась адская суматоха.

Слишком неожиданно, слишком рано, хотя, что и говорить, вся вторая половина беременности у герцогини протекала крайне тяжело.

Все единодушно решили, что у нездоровой, с трудом носившей плод супруги герцога будут тяжелые роды, однако уже через пару часов Анна произвела на свет крошечного семимесячного младенца.

Она была так ошеломлена тем, что все так быстро завершилось, что даже не спросила о ребенке.

– Мальчик! – радостно возвестила повитуха, показывая ей издающий слабые квакающие звуки иссиня-багровый комочек плоти.

Так вышло, что своих новорожденных детей от Филипа Анне доводилось видеть лишь некоторое время спустя, уже обмытых, спеленутых, с крошечными носиками и пухлыми щечками. Она влюблялась в них тотчас, они казались ей крохотными ангелами, ниспосланными ей небом. Сейчас же, когда она глядела на этого жалкого заморыша с костлявыми, похожими на паучьи лапки, конечностями и страдальчески сморщенным личиком, она не испытывала ничего, кроме брезгливого любопытства.

– Какой он безобразный! – только и сказала она.

– Погодите, ваше сиятельство, скоро он станет для вас самым красивым мальчонкой в мире, – с сознанием дела заметила повитуха.

– Если, конечно, выживет, – добавила статс-дама Матильда Харрингтон. – Младенец весьма слаб.

Поскольку дитя явилось на свет раньше срока, загодя предназначенная ему в кормилицы знатная дама еще не разрешилась от бремени, и поэтому пришлось подыскать первую же здоровую крестьянку из ближнего селения. У нее уже было пятеро детей, и она с готовностью взялась выхаживать хилого отпрыска герцогини.

– Ничего, мой первенец тоже явился на свет прежде положенного, а теперь, глядишь, уже отцу на пашне помогает. Малыш справится, в нем течет кровь королей!

Она сказала это с такой неожиданной силой и нежностью, что Анна взглянула на женщину с недоумением, ощутив что-то похожее на ревность. Впрочем, сама она никаких глубоких чувств к младенцу не испытывала. Если не считать удовлетворения от того, что именно такая полная жизни и уверенная в себе женщина станет ухаживать за ее сыном.

Об этом же она сказала и Ричарду, когда спустя три дня после рождения младенца он прибыл в Миддлхем. Герцог долго просидел над колыбелью наследника, разглядывая его с любопытством и странным растроганным выражением на обычно непроницаемом лице. Однако, когда пришло время кормления и румяная Фиби Бойд (таково было имя кормилицы), войдя, решительно взяла ребенка на руки, герцог неожиданно пришел в ярость.

– У вас нет ни малейшего представления о чести! – вскричал он, обращаясь к прибежавшей на шум Анне. – Вам безразлично, кому вручить дитя, продолжающее род первых королей Англии, – поварихе, кухарке или нищенке из монастырского приюта. Ничего иного и не приходится ждать от женщины, которая променяла роскошь дворцов на…

Он умолк, опасаясь, что их услышат. Анна давно знала ахиллесову пяту герцога – никаких слухов о его семье, никаких пятен на репутации самого Ричарда.

– Милорд, супруг мой, – склонившись в реверансе, невозмутимо проговорила она. – Вы мудрый властитель и искусный воин, но есть вещи, которых вам не дано понять. Нашему сыну, милорд, необходимо материнское молоко, и не время было думать о чести, когда речь шла о жизни.