Баязет - Пикуль Валентин

– Не советую, – тихо подсказал из своего угла Хвощинский. – Отнюдь не подумайте, что я, подобно моему коллеге капитану Штоквицу, считаю, что голодный солдат злее воюет. Нет, господа… Но сейчас, в такое тревожное время, солдата надо оставить с помыслами о войне, а не заострять его внимание на дрянных сухарях!..

Голос был достаточно веским, возражать никто не посмел: эти сухари дожуют – ничего не случится. Зато в конце собрания неудовольствие всех обратилось на прапорщика Латышева, который ведал денежными расчетами гарнизона с шакалами-маркитантами. Прапорщик скромно (он был воспитанный юноша) молчал, и Некрасов, уже взбешенный, подсунул ему под нос бумажку.

– Вот вам пища для ума! – сказал он. – Сравните стоимость цен. Даже та копейка, которую солдат держит в загашнике, не поможет ему иметь приварок.

Бумажка заходила по рукам офицеров; она сохранилась в архивах, и мы ее приводим здесь полностью:

Когда собрание закончилось, Клюгенау нагнал прапорщика Латышева на улице и сказал:

– А вы не боитесь, что солдаты устроят вам хороший балаган без ярмарки за такую дешевку?

– Чего же мне бояться, – скромно возразил прапорщик. – Я ведь все по-честному!

– Это похвально, что вы такой честный, – продолжал барон. – Только вашу честность еще не пришло время зарезать, чтобы сварить из нее похлебку.

Однако, невзирая на все эти передряги, гарнизон жил крепкой и ладной жизнью. Даже о Пацевиче офицеры продолжали отзываться с некоторой надеждой.

– Ничего, – говорили они, – пусть-ка повоюет, пусть-ка хлебнет воды из бурдюка в походе, тогда переменится!

Пацевич, до которого доходили эти разговоры, сердился.

– А я не дурак, – возражал он, – чтобы пить вонючую воду из бурдюка, когда на майдане, хоть залейся, полно чихиря и кахетинского.

И, говоря так, частенько добавлял:

– Черт его знает, куда я попал! Солдаты – какие-то дохлые, а офицеры – карьерюги и сплетники, так и подсиживают один другого…

………………………………………………………………………………………

С майдана несло удушливой вонью. В крепостном рву злобно грызлись собаки над падалью. «Хаш, хаш, хаш!» – доносились выкрики торговцев мясом. В убогих саклях тихие печальные армянки ткали пряжу по древнему способу Пенелопы и пели о счастливой жизни за морем. На дворе цитадели глухо ревели верблюды, желудкам которых никак не могли угодить солдаты. Из кавалерийских кузниц несло жаром и грохотом. На речном берегу денщики дрались мокрым офицерским бельем.

И штабс-капитан Некрасов, неугомонная душа, поучал молодых солдат на плацу:

– Приклад к плечу прижимай плотно. Дави на спуск плавно. Выстрела не бойся. Своя собака хозяина не кусает. Вот я сейчас покажу вам, как надо жарить по цели!

Штабс-капитан нащупал на мушку цель. «Видишь, – сказал, – спокойно надо! – И, вместо выстрела, только слабо тикнул курок. – Что за бес такой?» – рванул затвором, переставил патрон, и – опять: тик! – а выстрела не было.

– Вы не поверите мне, – делился потом Некрасов с прапорщиком Клюгенау, – но виноваты оказались патроны. В злости я велел разворотить весь ящик, и кто бы догадался, что вместо пороха патроны набиты… пшеном. Да, да, настоящим хорошим пшеном, из которого можно сварить кашу. Ну, что вы скажете мне на это?..

Милиция тоже бывала на стрельбище, но там все было гораздо проще. Исмаил-хан Нахичеванский садился на пригорке, ставил по левую руку от себя ведро с водой, по правую – ведро с чихирем. Попал милиционер в цель – пей стакан чихиря, высадил пулю мимо – глотай стакан воды. Богу – божье, кесарю – кесарево!

– Подход нужен, – мудро говаривал Исмаил-хан, сидя между двух ведер на командирском пригорке.

Штоквиц однажды не вытерпел.

– Исмаил-хан, – сказал он, – просвещенному вниманию которого мы обязаны этим открытием в военной педагогике, наверное, воображает себя новым Клаузевицем! Но самое любопытное, что хан к сорока годам жизни стал подполковником, а мне уже скоро пятьдесят, и я еще капитан… Господа, что сделал полезного Исмаил-хан?

– Он собрал прекрасную коллекцию нагаек, – ответил Клюгенау.

– Барон, убирайтесь на чердак со своими шутками! Вы мне надоели! Вот уже как…

– А я не шучу, господин капитан: Исмаил-хан собирает нагайки оттого, что неумен. А умные же люди этим не занимаются. И потому любой этнограф схватился бы за нагайки хана как за драгоценность.