Королева-распутница - Холт Виктория

Только Телиньи не поддавался страху; он, как и адмирал, знал, что они должны как можно скорее отправиться в путь.

Гаспар легкомысленным тоном говорил о предстоящем браке, который соединит не только принцессу-католичку с принцем-протестантом, но и всех французов разной веры.

— Если бы король и королева-мать не были готовы проявить к нам расположение и терпимость, разве они пожелали бы заключения этого брака? Разве не сказал сам король, что в случае отсутствия благословения папы принцесса Маргарита и король Генрих заключат светский брачный союз? Мог ли он сказать больше? Уверяю вас, уж он-то — наш друг. Он молод и окружен нашими врагами. Прибыв ко двору, я смогу убедить его в праведности нашего дела. Он любит меня, он — мой близкий друг. Вам известно, как обращались со мной, когда я находился при дворе в последний раз. Карл советовался со мной по всем вопросам. Называл меня отцом. Он желает добра и мира королевству. Не сомневайтесь, мои друзья, я помогу ему добиться этого.

Но над столом разнеслось бормотание. При дворе находится итальянка. Как можно доверять ей? Адмирал, видно, забыл, как она отправила одного из своих отравителей в военный лагерь, где он жил тогда. Колиньи мог погибнуть. Адмирал слишком легко прощал людей, слишком легко доверял им. Нельзя прощать змею и доверять ей.

Этьенн, один из конюхов Колиньи, заплакал.

— Если адмирал покинет замок, — сказал этот человек, — он больше не вернется к нам.

Товарищи Этьенна испуганно уставились на него, но он настаивал на своих мрачных пророчествах.

— На сей раз королева-мать осуществит свой дьявольский замысел; зло одержит победу над добром.

Замолчав, он уронил слезу в чашку.

Когда убрали скатерть, священник — за столом адмирала всегда сидели один или два священника — благословил его. Колиньи заперся с зятем, чтобы обсудить планы и составить письмо с уведомлением об их скором прибытии ко двору.

Через несколько дней, когда они собрались покинуть замок, Этьенн встретил их в конюшне. Он ждал там с раннего утра; когда адмирал сел на коня, Этьенн бросился на колени и завыл, точно одержимый.

— Месье, мой добрый господин, — взмолился конюх, — не спешите к своей погибели, которая ждет вас в Париже. Вы умрете там… и все, кто поедет с вами, — тоже.

Адмирал слез с коня и обнял плачущего человека.

— Мой друг, ты позволил недобрым слухам разволновать тебя. Посмотри на мою сильную руку. Взгляни на моих спутников. Знай, что мы можем постоять за себя. Ступай на кухню и скажи, чтобы тебе дали чарку вина. Выпей за мое здоровье и успокойся.

Этьенна увели, но он продолжал оплакивать еще живого адмирала; приближаясь со своим зятем к Парижу, Колиньи не мог забыть эту сцену.

Отпустив Шарлотту де Сов, Катрин де Медичи предалась размышлениям. У нее еще не было определенных планов в отношении молодого короля Наварры, но она считала, что будет полезным, если Шарлотта займется им, как только он прибудет ко двору. Катрин не хотела, чтобы он вступил в какую-нибудь связь, которая могла оказаться более порочной, чем та, которую она уготовила ему. Она была уверена, что Генрих Наваррский похож на своего отца, Антуана де Бурбона — человека, которым всегда управляли женщины. Она хотела, чтобы действиями будущего зятя руководила ее шпионка. Нельзя допустить, чтобы он влюбился в невесту. Это было маловероятно, поскольку Марго умела держаться весьма нелюбезно; Генрих Наваррский, всегда имевший массу поклонниц, вряд ли влюбится в жену, которая будет отталкивать его от себя. Но Катрин не могла положиться на Марго. Эта юная интриганка будет охотнее действовать в интересах любовника, нежели своей семьи.

Появившийся в комнате сын Катрин — Генрих — прервал ее размышления. Он вошел без предупреждения, забыв об этикете. Он был единственным человеком при дворе, который смел поступать так.

Подняв голову, Катрин улыбнулась. Нежное выражение выглядело на ее лице странно. Выпученные глаза женщины смягчились, бледная кожа порозовела. Генрих был ее любимым сыном; каждый раз, глядя на него, она сожалела о том, что он не стал ее первенцем; она желала забрать корону у его брата и положить ее на эту красивую голову.

Она любила своего мужа Генриха в течение долгих лет, когда он пренебрегал ею, и назвала этого сына в честь короля. При крещении Генрих получил другое имя — Эдуард Александр. Но он стал ее Генрихом; Катрин верила, что он станет Генрихом Третьим Французским.