Океанский патруль. Книга 1 - Пикуль Валентин

Накрывшись плащ-палаткой, чтобы не было видно света снаружи, Ярцев еще раз взглянул на карту. Это была отличная карта, выпущенная германским генштабом накануне захвата Норвегии: на ней были указаны даже самые малоизвестные горные тропы, и лейтенант выбрал среди них одну, самую трудную, но, как ему казалось, и самую верную…

— А моряки не подведут нас?

— Не знаю, — тихо рассмеялся Ярцев. — Это надо спросить у тебя: ты же сам моряк.

— Вернее — был, — ответил Никонов, и отряд тронулся дальше…

Приход «Аскольда»

Милиционер, растопырив руки, сдерживал толпу наседавших на него женщин.

— Дамочки, дамочки! — кричал он. — Вам русским языком сказано: в порт — Нельзя, требуется пропуск…

В ответ ему летели возбужденные женские голоса:

— У, чтоб тебе!..

— Жирная морда!..

— Отъелся в тылу!

— На фронт иди, крыса!..

Не пропуская женщин, милиционер обиженно кричал, что он был ранен, что его чуть не убили, что он честно отвоевал свое и что он их не пропустит, ибо надо уважать порядок.

И снова:

— Дамочки, дамочки!..

Но «дамочки» опрокинули его и густой толпой повалили в порт. Старая вахтерша, бесстрастно наблюдавшая всю эту сцену, помогла милиционеру отряхнуть шинель и с упреком сказала:

— А ты не шуми, сердешный. Какие они тебе «дамочки»?.. Они женки рыбацкие. Они мужей своих поджидают с промысла. У них, может, подушки от слез не просыхают. Война ведь на море. А ты их к диспетчеру не пущаешь! Дурак ты…

— Вот и всегда так, — обиженно ворчал милиционер. — Ты им все вежливо, а они тебя чуть ли не кулаками… На фронте, кажись, и то легче было, чем с этими бабами!..

— Вот ты и шагай на фронт, — логично рассудила вахтерша. — Благо и фронт-то недалек отсюда: к вечеру доберешься…

Такие сцены повторялись в конторе Рыбного порта изо дня в день. Вот и сегодня, когда в небе еще не успели погаснуть бледные зарницы полярного сияния, в проходной уже стали собираться женщины, молодые и старые, красивые и дурные, некоторые — в пальто, а больше — в ватниках.

Разбухшая от сырости дверь, с веревкой и блоком, заменявшими пружину, поминутно хлопала, впуская внутрь клубы морозного воздуха, а висевшая на веревке балластина тяжело рушилась на пол.

Приходили все новые женщины, и каждая еще с порога спрашивала:

— «Аскольд» не вернулся?..

Вот уже больше месяца траулер «Аскольд» находился в открытом океане на промысле, и эти женщины — матери, жены и сестры рыбаков — несколько дней подряд приходили в контору справляться о судьбе корабля.

Обычно раньше всех появлялась в конторе жена аскольдовского боцмана Мацуты Полина Ивановна, или попросту, как все ее звали, тетя Поля, — высокая дородная женщина с приятным, немного скуластым лицом…

До войны тетя Поля, первая из рыбачек, ходила вместе с мужем в открытое море. Не отставая от мужчин, она голыми руками шкерила на морозе рыбу, часами простаивала в трюмах, посыпая солью тресковые пласты, и за это приобрела среди команд траулеров известность, какая не снилась ни одной рыбачке. В порту даже поговаривали, что Полине Ивановне надо бы служить боцманом вместо мужа — настолько тот был тих, скромен и почти незаметен, настолько сама тетя Поля была энергична, упряма и остра на язык. Но зато для своих рыбачек она была лучше родной матери: к ней они всегда несли свои радости и беды, и Полина Ивановна принимала все близко к сердцу, как свое кровное, наболевшее.

Появляясь в конторе, тетя Поля всегда первым делом просовывала свою голову в окошечко диспетчера.

— Здравствуй, рыжий, — говорила она парню, сидевшему за пультом. — Ты что здесь делаешь?

— Нет «Аскольда», не пришел еще, — каждый раз отвечал диспетчер, стараясь захлопнуть окошечко.

— Не, не, не. Ты это брось. Коли нет «Аскольда», так ты ответь нам — когда он придет.

Сегодня же диспетчер сам заранее высунулся из окошечка и радостно сообщил:

— Тетка Поля, ну и надоела же ты мне! Больше не приставай: ваш «Аскольд» уже входит на Кильдинский плес. Встанет под разгрузку на третьем причале.

Рыбачкам только это и нужно было знать. Они расселись вокруг раскаленной печурки, и тетя Поля, жмурясь от уютного тепла, стала журить пустившую от радости слезу молодую жену машиниста Настеньку Корепанову:

— Ну, чего ревешь-то? Сейчас встретишься…

— Да я думала, что уже все, — всхлипывала молодуха.

— Чего — «все»-то?

— Погибли…

— Ну и дура, коли подумала так. Ты к разлуке-то привыкай — еще насидишься у окна. Уж такая судьба наша: встретишься, опомниться не успеешь, как уже провожать надо… Эдак-то, говорят, еще и лучше для семейной жизни: разлука для любви, что ветер для огня. Я вон со своим боцманом двадцать три года душа в душу провела…