Богатство - Пикуль Валентин

— Ты, сволочь паршивая, имел неосторожность назвать меня и других ополченцев бандитами… Будешь извиняться?

— Бу-бу-бу, — выбили зубы предателя.

— Не торопись. Произнеси отчетливее. Получилось новое словообразование:

— Дубаду.

— Поднатужься и скажи точнее.

— Бу-ду, — выговорил Губницкий.

— Молодец, — похвалил его траппер. — Теперь перестань тянуть ко мне свою грязную лапу. Возьми мои показания и сожри их с выражением такого удовольствия, будто ты, поганец, находишься в лучшем ресторане Парижа, допустим у «Максима»!

Вот этого Губницкий не ожидал:

— Ка-ка-ка-как?

— А вот так… Разжуй и проглоти, смакуя. Губницкий не мог на это решиться. Зрачок карабина пополз кверху, нащупывая сердце.

— Сейчас у тебя аппетит разыграется… Жри!

Исполатов досмотрел до конца, пока все листы его показаний не исчезли в желудке мистера Губницкого.

— Я спокоен, — сказал траппер, — теперь до вечера ты не захочешь кушать. — Он кивнул на окно, в котором виднелись головы японских солдат. — Мне лень заниматься бухгалтерией. Подсчитай, сколько там собралось этих шмакодявцев?

— Четырнадцать, — ответил Губницкий.

— И пятнадцатый — часовой на крыльце… Так вот, — сделал вывод траппер, — лейтенант Ямагато очухается еще не скоро, а со всеми вами я сейчас быстро разделаюсь.

Губницкий брякнулся перед ним на колени:

— Что угодно… ничего не пожалею… все отдам!

— Дурак ты, — тихо сказал Исполатов.

— Только не убивайте… умоляю…

Дулом карабина траппер показал на самурая:

— Этого скомороха я сам и взял в плен, убить его — нарушить кодекс военной чести. А что касается твоей персоны, то я… Чего ты вдруг стал дышать, будто гармошка не в порядке?

— Астма.

— Это хорошая болезнь. От нее и сдохнешь. Гуд бай!

Он шагнул в полутьму сеней, без промедления сразил выстрелом часового, силуэт которого четко вырисовывался на светлом фоне дверей. Убитый солдат еще падал, а его оружие уже перешло в руки Исполатова.

Из двух карабинов он уложил двух солдат. Прыжок с крыльца, и траппер скрылся за домом, где быстро перезарядил оружие. Когда из-за угла правления выскочили японцы, двоих сразу не стало — шлеп первый, шлеп второй!

— С кем связались… мозгляки, — сказал траппер.

С разбегу перемахнув через изгородь, он вжался между картофельными грядками. Два точных движения — и он дослал в стволы свежие патроны.

— Вы запомните, как умеют стрелять господа офицеры русской стрелковой гвардии! — в бешенстве произнес Исполатов.

Еще два выстрела — еще два поражения.

Попадания были снайперские — наповал!

Кто угодил под пулю — не жилец на белом свете.

А траппер ведь даже и не прицеливался.

Он бил из карабинов, как из пистолетов.

Вражеских солдат поубавилось. Укрывшись за изгородью, они ждали, когда он появится из густой картофельной ботвы.

«А встать надо…» Траппер поднялся в могучем прыжке, словно мотнулась хищная кошка, японцы дали по нему «пачкой», и что-то с хрустом рвануло в плече. Исполатов на ходу выпалил из карабинов, отбежал за плетень и, присев на корточки, еще раз продернул затворы. Тронув себя за плечо, он поднял к лицу ладонь — кровь, кровушка, кровища…

Залп! Не стало еще двух самураев.

— Жаль, — сказал он, измазавшись в крови. — Жаль, что задело. Теперь надо уходить, пока ноги целы…

Исполатов перепрыгнул через плетень и сразу оказался на тропе, которая огибала крутой обрыв в гаванскую низину. Раскинув руки, держащие два карабина, траппер бросился вниз, увлекая в своем падении вороха листьев и ломая под собой трескучие стебли боярышника… Он был спасен!

В вечерней полутьме, застилавшей сопки, Исполатов снова появился в Раковой бухте, где его заждалась Наталья. Он швырнул ей под ноги трофейные карабины, опустился на траву:

Вот этого я и хотел… посидеть у твоих ног. Ты со мною никогда и ничего не бойся. Мы проживем очень долго. И, пожалуйста, не пугайся — я ранен. Не всегда же везет даже таким, — как я…

На лбу Ямагато еще долго после войны будет красоваться зеленовато-синий след «штемпеля», запечатленного ударом приклада… Когда лейтенант пришел в чувство, стрельба на окраине Петропавловска уже затихла.

Возле окон канцелярии рядком укладывали убитых.

— Сколько их там? — спросил Ямагато.

Губницкий произвел несложный подсчет:

— Восемь, включая и часового у крыльца.

Ямагато погладил себя по обритой голове.