Океанский патруль. Книга 2 - Пикуль Валентин

Финка взяла газету, которую только что держал капитан, бросила ее на пол.

— Добились? — вызывающе сказала она. — Теперь к нам, в Суоми, залезете, колхозы начнете строить?..

Стадухин подобрал газету, протянул ее одному командиру взвода:

— Ты финский знаешь. Что здесь?

— Да все то же… Вот напечатан ответ нашего правительства на предложение финнов принять их мирную делегацию. Мы им предварительные условия выставили. Во-первых, финны должны публично заявить о своем разрыве с Гитлером и должны сразу же предъявить Германии требование… Вот видишь, здесь так и написано: «…требование о выводе Германией вооруженных сил в течение двух недель со дня принятия финским правительством настоящего предложения Советского правительства, во всяком случае не позже пятнадцатого сентября с. г.»… А пятнадцатое сентября уже не за горами!..

Финка долго сидела молча, внешне безучастная ко всему, потом взяла какую-то котомку и, сняв со стены портрет сына, сунула его за пазуху.

— Рюссы! — сказала она с ненавистью. — Москали… тьфу!

И, выдернув из стены нож, быстро вышла из дому.

— Вот ведь какая, — огорченно покачав головой, точно обиженный чем-то, проговорил Керженцев. — Сейчас пойдет да еще, наверное, кого-нибудь ножиком пырнет. От такой всего ожидать можно…

Вся эта сцена произвела на офицеров какое-то тягостное впечатление. Думалось: «За что?.. Неужели каждый финн ненавидит нас так, как вот эта бирючка?.. Не может быть!..»

— Хватит, давайте ужинать, — сказал Керженцев. — Нас еще дело ждет.

Стадухин снял с огня чугунок сваренной в мундире картошки. Проголодавшиеся офицеры, засучив рукава, стали чистить ее — каждый для себя. Кожуру складывали на лист газеты, разложенный на лавке. Хлеб был общий. Медный чайник ходил вкруговую.

Дуя на картофелину, обжигающую пальцы, Керженцев сказал:

— Интересно, что нам сообщают из штаба…

Когда чугунок опустел, офицеры устроились вокруг лампы. Керженцев, набив трубку солдатской махоркой, закурил и распечатал пакет.

Его глаза, слегка прищуренные от едкого табачного дыма, быстро пробежали по страничкам приказа, и вдруг капитан встал:

— Товарищи, позвольте мне… Дело в том, что Суоми… Товарищи, финны окончательно выходят из войны!

Последнюю фразу он уже выкрикнул, не в силах сдерживать свое волнение, и, выйдя из-за стола, поцеловал каждого своего офицера…

Усталость как рукой сняло, будто и не было сорокаверстного перехода по предательским болотом и мшистым топким берегам бесчисленных финских «ярви». Немного успокоившись, капитан передал офицерам содержание пакета:

«Завтра, 5 сентября 1944 года, ровно в 8 часов утра Советское Верховное командование приказывает прекратить военные действия по всему фронту расположения финских войск…»

Через полчаса, густо облепленный лесной паутиной и продрогший от ночной сырости, Стадухин вернулся в свой взвод. Расположившись на возвышенном каменистом кряже, откуда открывался вид на позиции финнов, солдаты жались к валунам, изредка потягивая из рукавов самокрутки.

— И чего это у вас земля такая, — говорил во тьму чей-то голос, — камень, вода да мох. Куда ни упадешь, везде — ох!..

Лейноннен-Матти хрипло засмеялся, закашлялся, снова засмеялся.

— Я люблю эту землю, — просто сказал он. — К ней приглядеться как следует надо, много прячет она в себе. Лес, рыба, мрамор, мех, слюда, железо, водопады. А насчет того, что кругом дикий камень да озера, хочешь карельское поверье расскажу?

— Подожди, Матти, — перебил его Стадухин, ложась рядом с Левашевым на холодную землю. — Стреляли?

— Нет, товарищ лейтенант, молчат.

— Ну, ладно, тогда рассказывай, Матти…

— Хранится в народе такая наивная вера, что были в мире сначала одна только вода и ветер, — тихо рассказывал финский учитель. — Ветер дул очень сильно, вода постоянно шумела и волновалась. Неугомонный ее ропот поднимался кверху, к самому небу, и очень беспокоил бога. Надоело это богу, разгневался он и приказал волнам окаменеть. И волны, как были, так и остановились. Окаменели волны и стали горами. А брызги водяные превратились в камни и землю. Крупные брызги стали галькой на морском берегу, а мелкие — как песчинки, из которых земля получилась. Потом хлынули с неба дожди и лились несколько лет подряд. От этих дождей, которые скопились в ложбинах гор, образовались озера и реки…

Лейтенант проснулся на рассвете. Было темно, холодно. Только на востоке едва-едва обозначалась тонкая, еле разгорающаяся полоска восхода. А по веткам деревьев уже прыгали красногрудые снегири, оглашая лес громким щебетаньем и пересвистом. Легкий туман медленно сползал с вершин сопок в болотные низины, и там уже не таял, а густел все больше и больше.