Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария

Гребер поднес чашку к ее губам.

— Ну нет! Выпей. Ты бежала?

— Да, всю дорогу.

Гребер подошел к ведру. Женщина, поднявшая крик из-за воды, принадлежала к тому семейству, что сидело за кухонным столом. Он зачерпнул вторую чашку, выпил ее до дна и поставил на место. Никто не сказал ни слова; но пока Гребер возвращался, мальчик подбежал к ведру, схватил чашку и поставил ее на стол.

— Свиньи, — заявил привратник, обращаясь к сидевшим за столом. Он проснулся, зевнул и тут же снова улегся. Крыша первого дома обвалилась.

— Вот вещи, которые я вынес, — сказал Гребер. — Тут почти все твои платья, фотография твоего отца и постель. Могу попытаться вытащить кое-какую мебель. Еще не поздно.

— Оставайся. Пусть горит.

— Отчего? Еще есть время.

— Пусть горит. Тогда всему конец. Так надо.

— Чему конец?

— Прошлому. Нам с ним нечего делать. Оно нас только связывает. Даже хорошее, что в нем было. Нам надо начинать все заново. Наше прошлое обанкротилось. К нему нет возврата.

— Но мебель ты могла бы продать.

— Здесь? — Элизабет огляделась. — Не можем же мы устроить на улице аукцион. Посмотри, мебели слишком много, а квартир слишком мало. И так будет еще очень долго.

Снова пошел дождь. Он падал крупными теплыми каплями. Фрау Лизер раскрыла зонтик. Какая-то женщина, спасшая от огня соломенную шляпу с цветами и для удобства нацепившая ее на себя, теперь сняла ее и сунула под платье. Привратник проснулся и чихнул. Гитлер на писанной маслом картине фрау Лизер проливал слезы под дождем. Отстегнув от ранца плащ-палатку и шинель, Гребер набросил шинель на плечи Элизабет, а плащ-палаткой прикрыл вещи.

— Надо подумать, где провести эту ночь, — сказал он.

— Возможно, дождь потушит пожар. А где будут спать остальные?

— Не знаю. Об этой улице словно забыли.

— Переночуем здесь. У нас есть все, что надо, — постели, шинель, плащ-палатка.

— А ты сможешь здесь спать?

— Думаю, когда человек устал, он может спать везде.

— У Биндинга есть свободная комната. Но туда ведь ты идти не захочешь?

Элизабет отрицательно покачала головой.

— Потом есть еще Польман, — продолжал Гребер. — В его катакомбах место найдется. Я спрашивал его несколько дней назад. А все временные помещения для пострадавших, наверно, переполнены — если они вообще существуют.

— Подождем. Наш этаж еще не горит.

Закутавшись в шинель, Элизабет сидела под дождем, но не казалась подавленной.

— Хорошо бы чего-нибудь выпить, — сказала она. — Не воды, конечно.

— Кое-что у нас найдется. Когда я укладывал вещи, между книгами мне попалась бутылка водки. Мы, видно, о ней забыли.

Гребер развязал узел с постелью. Бутылка была запрятана в перину, поэтому она и не попалась под руку вору. Там же был и стаканчик.

— Вот. Но пить надо осторожно, чтобы другие не заметили. А то фрау Лизер, пожалуй, донесет, что мы издеваемся над национальным бедствием.

— Если хочешь, чтобы люди ничего не заметили, не надо осторожничать. Этому я уже научилась. — Элизабет взяла стаканчик и отпила. — Чудесно, — сказала она. — Именно то, что мне было нужно. Прямо как в летнем кафе. И сигареты у тебя есть?

— Захватил сколько было.

— Хорошо. Значит, у нас есть все, что нужно.

— Может быть, все-таки вытащить кой-какую мебель?

— Тебя все равно не пустят наверх. Да и на что она нам? Не станем же мы тащить ее с собой туда, где сегодня будем ночевать.

— Один может ее стеречь, пока другой поищет пристанища.

Элизабет покачала головой и допила водку. В эту минуту крыша ее дома рухнула. Стены, казалось, покачнулись, и вслед за тем провалился пол верхнего этажа. Жильцы на улице завопили. Из окон брызнули искры. Языки пламени взвились по гардинам.

— Наш этаж еще держится, — сказал Гребер.

— Теперь уж недолго, — возразил кто-то за его спиной.

Гребер обернулся.

— Почему?

— А почему вам должно повезти больше, чем нам? Я прожил на том этаже двадцать три года, молодой человек. И вот теперь он горит. Почему не сгореть и вашему?

Гребер посмотрел на говорившего. Тот был тощ и лыс.

— Я полагал, что это дело случая и не имеет отношения к морали.

— Нет, это имеет отношение к справедливости. Если вы вообще понимаете, что значит это слово.

— Не очень ясно. Но это не моя вина, — Гребер усмехнулся. — Вам, должно быть, нелегко живется, если вы все еще верите в справедливость. Налить стаканчик? Лучше выпейте, нет смысла без толку-возмущаться.