Прзрачные вещи - Набоков Владимир Владимирович

"Жуткая дрянь, – согласилась Джулия, облизывая полные бледные губы, – но по мне все же лучше нашего американского варева."

"Это потому, что ты самое непатриотичное создание в мире", – сказала Арманда.

Прошлое Время чарует своей сокровенностью. Зная Джулию, он был совершенно уверен, что она не стала бы рассказывать случайной подружке об их романе – одном мелком глоточке среди многих дюжин глотков. Так в этот драгоценный и хрупкий миг Джулия и он (иначе – Алиса с рассказчиком) скрепили договор о прошлом, неосязаемый пакт, направленный против реальности, представленной шумным углом улицы с шелестящими мимо машинами, деревьями и чужими людьми. Б. этой троицы изображал Бойкий Витт, а основным чужаком, – что вызывало совсем иное волнение, – была его завтрашняя любовь, Арманда. Арманда же знала о будущем (конечно, известном автору в каждой детали) не больше, чем о прошлом, которое Хью вновь смаковал заодно с молоком, припорошенным бурой пыльцой. Хью, сентиментальный простак и в общем-то персонаж не из лучших (лучшие выше этого, а он был просто довольно славный), сожалел, что сцена не сопровождается музыкой, что никакой румынский скрипач не пронимает сердца двух, сплетенных на манер монограммы существ. Даже громкоигратель в кафе не повторял механически "Очарования" (вальса). И все же какое-то ритмическое подспорье имелось, его создавали голоса пешеходов, перезвон посуды, горный ветер в маститой массе углового каштана.

Вот они и расходятся. Арманда напомнила ему о завтрашней прогулке. Джулия, пожимая руку, попросила молиться за нее, когда она будет произносить перед тем очень пылким, очень известным поэтом русское je t'aime^[26], которое звучит по-английски как (полоща этой фразой горло) "yellow blue tibia"^[27] (изжелта-синяя берцовая кость). Расстались. Девушки уселись в изящный автомобильчик Джулии. Персон направился было к отелю, но запнулся, выругался и вернулся за свертком в кафе.

14

Пятница, утро. Торопливая кока. Отрыжка. Быстрое бритье. Он надел свое обычное платье, добавив для стиля свитер. Последняя встреча с зеркалом. Выдернул черный волос из красной ноздри.

Первая горесть этого дня поджидала его с седьмым ударом часов в условленном месте встречи (площадь у почты), где он обнаружил ее в обществе трех атлетов – Джека, Джейка и Жака, чьи ухмыляющиеся медные физиономии он уже видел на одном из последних в четвертом альбоме снимков. Заметив, как обиженно заходило его адамово яблоко, Арманда весело предположила, что он может быть еще и не захочет связываться с ними, "потому что мы собираемся пешком добраться до единственного работающего летом подъемника, а это для непривычного человека целое восхождение". Белозубый Жак, приобняв разбитную девицу, доверительно сообщил, что monsieur стоило бы надеть башмаки покрепче, но Хью отверг совет, заявив, что в Штатах принято надевать в поход первую попавшуюся пару ношенных туфель, случается что и теннисных. "Мы надеемся, – сказала Арманда, – что сможем уговорить вас взять несколько лыжных уроков, мы держим все снаряжение наверху, у тамошнего управителя, он наверняка подыщет что-нибудь и для вас. Пяток занятий – и вы уже будете поворачивать на полном ходу. Правда, Перси? И еще я думаю вам понадобится парка. Здесь-то лето, но это две тысячи футов, а выше девяти условия почти что полярные." "Малышка права", – заявил Жак, в притворном восторге хлопнув ее по плечу. "Тут минут сорок медленным ходом, – сказал один из близнецов. – Отличная разминка перед склоном."

Вскоре выяснилось, что Хью не способен, двигаясь с ними вровень, достичь четырехтысячной отметки, на которой – строго к северу от Витта – их ожидала гондола подъемника. Чаемая "прогулка" обернулась мучительным маршем, худшим, чем все, испытанное им в пору школьных пикников в Вермонте или Нью-Хемпшире. Тропу, состоявшую из очень крутых подъемов, очень скользких спусков и новых исполинских взлетов по скату новой горы, сплошь покрывали камни, канавы и старые корни. Жалкий и жаркий Хью с трудом держался за светлым затылком Арманды, легко поспешавшей вослед легконогому Жаку. Арьергард составляли близнецы-англичане. Быть может, шагай они все немного помедленнее, Хью и управился бы с восхождением – не таким уж и сложным, – но его бессердечные и бездушные спутники передвигались немилосердным махом, чуть ли не вскачь одолевая подъемы и резво соскальзывая по откосам, с которыми Хью еле-еле справлялся, топыря руки в позе униженного просителя. От предложенного посоха он отказался и наконец, после двадцатиминутных мучений взмолился о небольшой передышке. В довершенье обид не Арманда оставалась с ним, пока он сидел, свеся голову и отдуваясь, с жемчужиной пота, болтавшейся на кончике носа, – а Джек и Джейк. Близнецы оказались неразговорчивы и только обменивались безмолвными взглядами, пока стояли, уперев руки в бока, чуть выше него на тропе. Он почувствовал, как тает их расположение, и попросил их продолжить путь, пообещав скоро двинуться следом. Дождавшись, пока они отойдут, он заковылял обратно в деревню. В том месте, где сходились мысками два леса, он еще раз присел отдохнуть, на этот раз на скамейку над открытым обрывом, – с нее, слепой, но старательной, открывался замечательный вид. Сидя на скамье и куря, он вдруг увидал своих спутников высоко-высоко над собою, синий, серый, розовый, красная, они махали ему с утеса. Он помахал в ответ и возобновил угрюмое отступление.