Приключения майора Звягина - Веллер Михаил

Мать огорчилась, но мать уже относилась к нему со смутным почтением: положительный, самостоятельный, на зависть соседкам. Сын в ответ только кривил губы и усмехался загадочно:

– Ничего, мамаша, еще буду ездить по главной улице в черном лимузине.

Мать умилялась. Матери – они всегда в таких случаях умиляются…

Перед призывом в армию Комоген предпринял некоторые шаги. Явился в райком комсомола со своей грамотой и попросил рекомендовать его для службы в милиции: чувствует призвание. С ним побеседовали и рекомендацию дали. С этой рекомендацией он двинул на прием к начальнику отделения милиции и, сказав продуманные слова о призвании, попросил позвонить или написать записку райвоенкому. Подполковник улыбнулся, потряс ему руку и пообещал добровольному помощнику посодействовать. Подготовив почву, Комоген отправился к райвоенкому.

– Так где хотели бы служить?

– Если можно – только в войсках МВД. Буду готовиться в училище.

– Думаю, сможем ваше пожелание учесть. – И на милицейском «уазике» появился новый водитель – не водитель, а пример для молодых. Машина вылизана, форма пригнана, ни единого замечания. Выступает на комсомольских собраниях и первым берет повышенные социалистические обязательства. На политзанятиях демонстрирует замполиту знание международной обстановки. Через полгода – ефрейтор, отличник подготовки, член комсомольского бюро роты.

Все свободное время Комоген вертелся в гараже, как-то оказываясь поблизости от машины командира дивизиона. Как водится, сначала разговорился с шофером, потом помог раз, другой; потом подружились. Сближению помогла не только услужливость, но и готовность угостить: за время работы Комоген отложил семьсот рублей, и перевел их не на имя матери – на библиотекаршу, чтоб целее были; теперь та посылала ему тридцатку в месяц – кое-какие деньги для солдата.

Часто выдавался случай козырнуть комдиву, глядя в глаза, и отпустить компетентное замечание с присовокуплением того, что он еще на гражданке водил легковую и техникой владеет исчерпывающе. Вполне естественно, что когда командирскому шоферу подошел срок увольняться в запас, был задан вопрос:

– Как относишься к тому, чтоб пойти шофером ко мне? – Несколько секунд Комоген изображал размышление над этой неожиданностью.

– Есть. – И после паузы, сердечно: – Не подведу.

Не подвел. Машина работала, как часы, и сам как часы точен. Немногословен и беспрекословен. Правильный. И спустя приличествующее время советуется с командиром насчет своего будущего. А отношения между начальником и шофером, любому понятно, не те, что просто между офицером и солдатом, – неформальные отношения, короткие. И любому нормальному человеку приятно, когда двадцатилетний подчиненный спрашивает совета в делах неслужебных. Командир по-доброму принял участие в судьбе Комогена.

Он укрепил Комогена в решении подать заявление в партию и первый его рекомендовал; кандидатуру сочли абсолютно подходящей по всем статьям. Он обещал помочь с поступлением в школу милиции. Комоген прочувственно благодарил, по признался с неловкостью и неуверенностью, что мечтает о высшем образовании, а годы дороги… Ему предлагали устроиться в ГАИ: хорошая работа, богатые возможности. Он вздыхал, мялся. К концу службы Комоген проштудировал правила для поступающих в вузы досконально. По демобилизации он имел на руках направление МВД на рабфак юридического факультета Московского университета.

Для многих служба в армии – особенный, отдельный этап жизни. Для Комогена это была очередная, прочная ступень в лестнице наверх. Он выжал из службы все возможное. Если бы командиру дивизиона сказали, что Комоген, выйдя за ворота части, напрочь выбросил его из памяти, он бы не обиделся не поверил бы.

Год Комоген, напрягая все способности и живя на одну стипендию, отучился на рабфаке. Теперь, обладая полным набором козырей, он не мог не поступить: бывший токарь, комсомольский активист, член партии, младший сержант МВД, специально направлен. На экзамены он надел форму. В науках не блистал, грамотность выказал умеренную, но внушал бесспорное доверие.

В двадцать два года он стал студентом юрфака МГУ – не собираясь работать юристом ни единого дня. Он имел иные виды на диплом, четко различая средства от цели.

Вчерашние школьники праздновали студенческую вольницу. Сравнительно взрослый Комоген с опаской готовился крошить зубы о гранит науки. Однако тянуть на прочные тройки ему оказалось вполне по силам – достаточно не пропускать занятия и вести аккуратные конспекты. Однокашники с известным пренебрежением сочувствовали его туповатой старательности. Экзаменаторы снисходили к оправданиям: из дома не помогают, приходится подрабатывать ночным сторожем. В партбюро были люди энергичные и с мозгами, и банальные речи Комогена успеха не имели.

Он и не рассчитывал выделиться на этом фоне. Тренированный семью годами борьбы, он продолжал идти вверх, и если нельзя было катиться прямо, то поднимался, как лыжник «елочкой»; шаг влево, шаг вправо, но каждый раз чуть выше, чем был. Карьерист должен владеть маневром.

И в сентябре, после стройотряда, Комоген совершил очередной демарш. Он полетел в областной город с университетом самым скромным из всех, имевших юридический факультет. Там он выглядел эффектно: форма с нашивками МГУ, офицерский ремень, рядом со строительным значком – колодка медали «За освоение целины», купленная в гарнизонном универмаге. Снял номер в гостинице и, умудренный жизнью, приступил к сбору информации.

Есть категория людей, знающих всю подноготную заметных личностей своего города. Обычно это одинокие пожилые женщины из числа журналистов, врачей, администраторов гостиниц; любят щегольнуть осведомленностью шоферы служебных «Волг», и уж решительно не существует тайн для секретарш. Комоген фланировал по коридорам и затевал знакомства, начиная разговор с поисков несуществующего друга, якобы раньше работавшего здесь. Затем интересовался возможностью пройти здесь практику, или устроиться на работу, или написать заметку в газету. Вид его возбуждал некоторое любопытство и симпатию, контакт иногда завязывался, он дарил цветы и конфеты и рассказывал московские сплетни, наводя разговор на нужную тему.

Расчет был прост: в городе есть два-три десятка людей, обладающих немалой властью. Все они сравнительно немолоды, имеют как правило взрослых детей. Половина из этих детей, по теории вероятности, дочери. Часть дочерей должна быть незамужем.

Кто ищет – тот найдет, уж это точно. В городе обнаружились четыре непристроенных дочери, в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти, положение чьих родителей удовлетворяло притязаниям Комогена. Одна была красива, вторая умна, третья училась в Ленинграде, четвертую Комоген выцелил, как утку влет.

Он занял пост в подъезде напротив и через день познакомился с ней на улице элементарным вопросом «как пройти». Цветок на углу, мороженое на другом, заготовленная шутка, отрепетированная байка, – Комоген был приятен, культурен, престижен. Принадлежность к МГУ служила ему знаком качества, рассказ о Наполеоне – свидетельством интеллигентности. Роман раскручивался стремительно – время поджимало.

Ухаживание началось с посещения картинной галереи, никак иначе, и закончилось, после ресторана с танцами, посещением гостиничного номера, куда в нужный момент подали, по предварительной договоренности с горничной, поднос с шампанским и фруктами, – верх красивой жизни, по разумению Комогена. Он сорил деньгами, но как ни быстро они кончались, запасы интеллигентности иссякали еще быстрее.

Девушка пригласила его зайти; он преподнес будущей теще трехрублевую розу и поцеловал ручку. Комоген придумал себе отца, дал ему приличную профессию экономического советника и немедленно загнал в двухгодичную командировку в дебри Центральной Африки. Верная мать последовала за отцом. В трехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте, заваленной лучшими импортными вещами, жил один-одинешенек нравственно чистый Комоген, будущий начальник юридического отдела МИДа. Он был скромен и деловит.

А что он делает в их городе? Приехал к другу, но поссорился, ушел в гостиницу, собирался улететь в Сочи, но встретил их дочь. На каком он курсе? На пятом, остался год. Пора было смываться.

В аэропорту невеста смахнула слезку с некрасивого личика. Комоген рыцарственно надел ей на палец золотое колечко с александритом, купленное на последнюю сотню, и отбыл с уклончивыми обещаниями. Пусть сомневается в нем, не подозревая расчета.

Теперь требовались деньги, деньги, деньги! Комоген продумал варианты: украсть в гардеробе дубленку с вешалки, найти ростовщика и одолжить тысячу, устроиться в жэк сантехником и выжимать трешки из жильцов… Вскоре он орудовал заступом на кладбище: калымных доходов должно было хватить.