Над кукушкиным гнездом - Кизи Кен

— A-а, эти пукалки! Пукающие катера, как мы их называем, — говорил он Макмерфи, — они простые, все равно что автомобилем управлять.

Доктор колебался, не решаясь подняться на катер, и оглядывался на магазин, откуда по ступенькам двинулись бездельники.

— Рэндл, вам не кажется, что лучше подождать… пока капитан…

Макмерфи взял его за лацканы пиджака и поднял на катер прямо с причала, словно маленького мальчика.

— Что, док? — спросил он. — Подождать, пока капитан что? — Он рассмеялся, как пьяный, и заговорил нервно и возбужденно: — Подождать, пока капитан выйдет и скажет, что я дал ему телефон ночлежки в Портленде? Еще чего! Джордж, хватит наблюдать, принимай эту штуку и уводи нас подальше отсюда! Сефелт, отвязывай канат и лезь на борт. Джордж, ну давай же.

Мотор кашлянул и смолк, снова кашлянул, как будто прочистил горло, и заревел на полных оборотах.

— У-у-у-у! Поехали. Подбрось-ка угольку, Джордж. Всем по местам, готовиться к отражению абордажников!

Позади катера забурлило ущелье из белого дыма и воды; дверь магазина с приманкой с треском распахнулась — голова капитана вылетела оттуда и с ревом понеслась по ступенькам, казалось, она тащит за собой не только его тело, а и всех восьмерых бездельников тоже. Они неслись, громыхая, по причалу, но у самого их носа ноги им окатило кипящей пеной — это Джордж круто развернул катер от причала и двинул вперед, в открытое море.

От резкого поворота катера Кэнди упала на колени, а Билли помогал ей подняться и одновременно пытался извиниться за наше поведение на пристани. С мостика спустился Макмерфи, спросил, не уединиться ли им, чтобы поговорить о прошлом, Кэнди взглянула на Билли, но тот лишь качал головой и заикался. Макмерфи сказал, что в таком случае они с Кэнди спустятся вниз, проверят, нет ли течи, а остальные пусть занимаются своими делами. Он стал в дверях, что вели вниз, в каюту, отдал честь, подмигнул, назначил Джорджа капитаном, Хардинга первым помощником, сказал: «Продолжайте, матросы,» — и исчез вслед за девушкой.

Ветер улегся, солнце поднялось выше и, словно хромом, покрыло всю восточную часть темно-зеленой зыби. Джордж полным ходом вел катер дальше, в открытое море, и вот уже почти исчезли из вида пристань и магазин с наживкой. Когда мы прошли оконечность пристани и последний черный камень, я почувствовал, как на меня накатывается великое спокойствие, и чем дальше оставалась земля, тем сильнее становилось это чувство.

Еще несколько минут все взволнованно обсуждали угон катера, но потом успокоились. Один раз дверь кабины на короткое время открылась, рука вытолкнула ящик с пивом, открывалкой, которая нашлась в ящике с инструментами, и Билли вскрывал и передавал каждому по одной. Мы пили, наблюдая, как земля за нами уходит под воду.

Примерно в миле от берега Джордж сбавил ход до — как он выразился — самого малого с волочением живца и приставил четырех человек к четырем удочкам на корме, остальные разлеглись на солнце на крыше каюты и на носу катера, сняли рубашки и наблюдали, как эти четверо налаживают удочки. Хардинг установил порядок рыбной ловли: вытащил рыбу — передай удочку другому. Джордж стоял у штурвала, щурился, глядя через покрытое высохшей солью ветровое стекло, и выкрикивал указания стоящим на корме: как крепить катушки и лески, как насаживать живца, далеко ли забрасывать и на какую глубину.

— Теперь удочка номер четыре. Подцепи к тросу двенадцать унций съемным устройством — сейчас покажу как, — и этой удочкой возьмем очень большого с самого дна, ей-Богу.

Мартини подбежал к борту, перегнулся, глянул в воду, туда, куда ушла его леска.

— Ух ты. Ух ты, Боже мой, — простонал он, но что он там заметил, на глубине, нам не было видно.

Вдоль побережья плавали и другие рыболовные катера, но Джордж не хотел присоединяться к ним, он держал прямо, мимо них, в открытое море.

— Мы идем туда, где работают промысловики, там настоящая рыба.

Волны катились мимо: темно-изумрудные с одной стороны, хромированные с другой. Никаких звуков, только гудение и тарахтенье двигателя: то исчезнет, то опять слышится — это выхлопная труба то опустится в воду, то поднимется на волне, да еще странный затерянный крик маленьких взъерошенных черных птиц, которые плавали вокруг и спрашивали друг у друга, куда плыть. Больше ничего не слышно. Некоторые из наших заснули, другие смотрели на воду. Почти час мы уже рыбачили, таская живца, вдруг удилище Сефелта изогнулось и нырнуло в воду.

— Джордж! Боже, Джордж, помоги!

Джордж и думать не хотел браться за удочку, лишь ухмыльнулся, посоветовав ослабить натяжение тормозного барабана и держать кончик удилища вверх, вверх — дать жару этой громадине в воде.

— А если со мной случится припадок? — завопил Сефелт.

— Тогда посадим тебя на крючок и используем в качестве приманки, — сказал Хардинг. — Тяни же ее, тяни, как приказал капитан, и перестань думать о припадке.

В тридцати ярдах за кормой рыба выскочила из воды, блеснула на солнце дождем серебристая чешуя, Сефелт вытаращил глаза от восторга и удивления и так разволновался, что опустил удилище вниз, леска щелкнула и отскочила на палубу, как резинка.

— Вверх! Я же тебе говорил! Зачем позволил ей тянуть напрямую, неужели непонятно? Держи кончик вверх… вверх! У тебя был здоровенный кижуч, ей-Богу!

У Сефелта побелел и задрожал подбородок, когда он передавал удочку Фредриксону.

— На, бери… но если тебе попадется рыба с крючком во рту, то это моя проклятая!

Как и остальных, меня охватило волнение. Я не ожидал многого от рыбалки, но, когда увидел, с какой стальной силой лосось тянул леску, я слез с крыши каюты, надел рубашку и стал с нетерпением ждать своей очереди.

Скэнлон начал собирать ставки на самую большую рыбу и на первую пойманную, по четыре монеты с каждого участника, и не успел он положить деньги в карман, как Билли поймал какое-то жуткое страшилище, что-то вроде десятифунтовой жабы с колючками на спине, как у дикобраза.

— Это не рыба, — заявил Скэнлон. — Выигрышем считаться не может.

— Но это же не п-п-птица.

— Эта штука — морская треска, — объяснил Джордж. — Хорошая съедобная рыба, если срезать с нее бородавки.

— Поняли? Тоже рыба. Давай п-п-плати.

Билли отдал мне удочку, взял деньги и, посматривая на закрытую дверь, с печальным видом присел рядом с каютой, где находились Макмерфи и девушка.

— Ж-ж-жаль, у нас удочек на всех не хватает, — сказал он и откинулся на спину.

Я сидел, держал удочку, смотрел, как леска тянется за нами следом, дышал глубоко и, принюхиваясь к воздуху, чувствовал, как выпитые мною четыре банки пива закорачивают десятки контрольных проводков где-то внутри меня: повсюду вспыхивают и мигают хромированные бока волн.

Джордж пропел нам смотреть вперед, мол, к нам приближается то, что мы ищем. Я наклонился, начал осматриваться, но увидел лишь медленно плывущее бревно и черных морских чаек, которые кружились и ныряли вокруг него, словно черные листья, попавшие в дьявольские водоворот. Джордж прибавил пару узлов и направил катер туда, где кружились птицы, леску мою натянуло так, что я уже и не знал, смогу ли заметить, что клюнуло.

— Эти ребята, бакланы, следуют за косяком угольной рыбы, — объяснял нам Джордж. — Маленькие белые рыбки величиной с палец. Когда ее высушишь, она горит как свечка. Это кормовая рыба-помощник: ими кормятся кижучи. Где большой косяк угольной рыбы, можешь быть уверен, кижуч где-то рядом.

Он направил катер в самую середину стаи, прошел рядом с бревном, и неожиданно вокруг меня гладкие хромированные склоны разлетелись вдребезги под натиском ныряющих птиц, рыбной мелюзги, вспенивающей воду, и все это пронизали насквозь лоснящиеся спины лососей, похожие на торпеды. Я видел, как одна из спин остановилась, развернулась и сиганула в то самое место, примерно в тридцати ярдах от моей удочки, где, я предполагал, должна сидеть на крючке селедка. Я подобрался, сердце у меня забилось, и вот обеими руками я почувствовал рывок, как будто кто-то ударил по удочке бейсбольной битой. Леска, обжигая палец, пошла раскручиваться с катушки, окрашиваясь в красный как кровь цвет.

— Включи тормозную звездочку, — крикнул мне Джордж.

Но я не имел ни малейшего понятия о тормозных звездочках и все сильнее давил большим пальцем, пока леска снова не стала желтой, потом она начала сматываться медленнее и остановилась. Я оглянулся: три остальные удочки хлестали так же, как и моя, тех, кто не рыбачил, смело с крыши каюты, и они в волнении бросились к нам, всячески мешаясь под ногами.

— Вверх, вверх, держите конец вверх, — вопил Джордж.

— Макмерфи! Вылазь скорей сюда и посмотри, что делается.

— О Господи, Фред, ты поймал мою рыбу!

Я услышал его смех и краешком глаза увидел, что он стоит в дверях каюты, не собираясь никуда идти, а я согнулся над своей рыбиной и был так занят, что даже не мог попросить его о помощи. Все кричали ему, чтобы он что-нибудь сделал, но он не двигался с места. Даже доктор с донной удочкой просил Макмерфи помочь. Но тот только смеялся. Наконец Хардинг понял, что Макмерфи и не думает ничего делать, схватил багор и ловким, точным движением, будто всю жизнь этим занимался, перебросил мою рыбину в катер. Здоровенная, как моя нога, подумал я, как столб! Я прикинул: такую огромную на водопаде никто не вытаскивал. Она скачет на дне катера, как сумасшедшая радуга! Измазала всех кровью, разбрасывает чешую, словно серебряные монетки, и я боюсь, как бы она не перепрыгнула через борт. А Макмерфи по-прежнему не двигается с места. Скэнлон бросается на рыбину и прижимает ее ко дну палубы, чтобы не выскочила за борт. Снизу, из каюты, мчится девушка, кричит, что теперь ее очередь, черт побери, хватает мою удочку и, пока я пытаюсь привязать для нее селедку, успевает трижды подцепить меня крючком.