Звездный билет (сборник) - Аксенов Василий Павлович

— Ну что, девочки? — улыбнулась Таня.

— Дайте автограф, а? — пискнула Стелка.

— Пожалуйста, хоть десять.

«Девочки» налетели на нее с записными книжками, вереща:

— А вы Баталова знаете?

— А со Смоктуновским знакомы?

— А с иностранными артистами встречались?

В окно кто-то сильно застучал, стекло задребезжало.

— Ой, как жалко, нам в маршрут!

— Пошли, девки! — с горечью сказала Нина…

Они пожали Тане руку, а Стелка, будто самый близкий из них человек, чмокнула ее в щеку. Навьюченные рюкзаками девушки выбежали из комнаты, на крыльце послышались их голоса, мужской смех, через секунду в окнах над занавесками замелькали головы подпрыгивающих парней. Они улыбались Тане.

Инспектор была уже в пальто и с кожаной папкой под мышкой.

— До свидания, — сказала она Тане. — До вечера.

Таня вышла вслед за ней на крыльцо и увидела цепочку геологов, идущих по деревянным мосткам к большому зеленому фургону.

Низкие каменные здания XIX века видны были через площадь и длинные торговые ряды, под арками которых в узких кельях таились магазинчики культтоваров, галантерей и трикотажа. Рядом виднелась облупленная часовенка с вывеской «Керосин, москательные товары». Перед этими зданиями стояла серая, а местами прямо-таки черная, довоенная еще статуя осоавиахимовца, к руке которого в позднейшую уже эпоху прикреплен был голубь мира. Можно было представить себе многолетнюю сонную жизнь старого райцентра Березань, возле которого ныне строился индустриальный гигант, рылись котлованы под фундаменты новых домов нового города.

С крыльца гостиницы видны были бескрайняя тайга и излучина огромной реки. По тайге и по реке плыли тени маленьких мрачных туч.

— Пойдем поищем какую-нибудь еду, — услышала Таня за спиной голос Горяева.

— Привет, — сказала она, не оборачиваясь.

Горяев сзади щелкнул зажигалкой, над Таниным плечом пролетело облачко сигаретного дыма.

— Милый городок, — проговорил Горяев. — А статуя какова! Это уже чистый абстракционизм.

Он хохотнул.

— Мне нужно здесь найти одного человека, — сказала Таня. — Это мой муж. Марвич.

Горяев спустился на одну ступеньку и заглянул ей в лицо.

— Валентин Марвич твой муж? — осторожно спросил он.

— Да.

— Когда же вы успели?

— Года три назад мы успели.

— Ах вот оно что! То-то там болтали, а я не понимал…

— Я жду Сережу. Возможно, он сможет помочь.

— Так Марвич здесь?

— Да.

— Занятно, — проговорил Горяев.

Он спустился с крыльца и пошел через площадь к «Осоавиахимовцу», медленно обошел вокруг скульптуры и остановился, глядя на Таню. Между ними проехал тяжелый автобус, прошла конная упряжка, промчался галдящий фургон с геологами.

Вдоль торговых рядов, вихляясь, ехал велосипедист. Это был Сергей Югов. Утром, когда Марвич ушел на работу, он занял велосипед у топографа Шевырьева и поехал на Таней. Марвич перед уходом напрочь запретил ему проявлять инициативу, но он ее и не проявлял — просто занял велосипед у топографа и поехал за Таней.

Еще издали он увидел ее на крыльце Дома приезжих. Она была в брюках, теплой куртке и в платке.

«Хороша девчонка, — подумал Сергей. — Ради такой девчонки можно и проявить инициативу».

Он подкатил к Тане и поприветствовал ее. Таня сбежала с крыльца. Подошел и Горяев.

— Смех, — сказал Сергей, — сейчас прибегал наш матрос Сизый, вы его знаете, пижонистый такой, просил у моего соседа учебник тригонометрии для десятого класса. А мой сосед в двух институтах занимался. Правда, не кончил, но образованный человек. Откуда у него школьные учебники?

— Сережа, вы, случайно, не знаете здесь на стройке такого Валентина Марвича? Кажется, он шофером работает.

— Шофером? — спросил Сергей и задумался. — Шофера такого не знаю, а вот тракторист такой есть.

— Он рассказы пишет, — сказал Горяев. — Слышал?

— Все может быть, — согласился Сергей. — Сейчас многие пишут. Девчонка у нас тут одна, крановщица, так та стихи сочиняет. Что это с вами, Таня?

Таня присела на ступеньку крыльца и сжала лицо в ладонях. Она знала, что он здесь, но то, что сейчас он оказался так близко, где-то среди этой разрытой земли, среди глины, булыжника и гудрона, то, что еще сегодня они наверняка встретятся, вдруг потрясло ее. Всю зиму каждый день она надеялась, что вдруг из-за угла выйдет Валька в своем обшарпанном пальто и снова предложит ей свою любовь на ближайшую сотню лет с дальней лучезарной перспективой тихой смерти в один день. Но на перекрестках ей встречались каждый раз другие люди. В основном это были люди, уверенные в себе, с твердыми жизненными планами, жесткие, но готовые и помочь, поддержать. Она оборачивалась — иные удалялись, выпрямив стойкие спины, иные застывали на углах, ежась и мгновенно теряя свой лоск и независимость. Таня была гордой и мрачной, она уходила. Отстукивали каблуки.

— Почему же он тракторист? — спросила она. — Ведь он же был шофер.

— Может, курсы трактористов кончил, бульдозеристов, экскаваторщиков, — предположил Сергей. — Когда мы приехали, в Березани шоферов было навалом, а трактористов не хватало. Многие тогда на курсы пошли.

— А как мне найти его, Сережа? Где?

— Поехали покажу.

— Пока. Привет Марвичу, — независимо сказал Горяев и отправился разыскивать управление строительства.

Таня даже не взглянула на него, и это его задело, разбередило какие-то нехорошие чувства, и в борьбе с этими чувствами он дошел до ресторана Роспотребсоюза, куда и направился завтракать.

— Садитесь на раму, — сказал Сергей Тане.

Таня устроилась на раме, Сергей тронулся с места сначала тяжело, но потом все-таки развил скорость, обогнул «Осоавиа-химовца», проехал мимо торговых рядов и выехал на прямое и ровное, но залитое жидкой грязью шоссе.

Они ехали по обочине. Иногда их с жутким грохотом обгоняли самосвалы, а они, в свою очередь, обгоняли тихоходные грейдеры и тягачи с платформами-прицепами, на которых сидели и лежали женщины-строители.

Самосвалы сворачивали туда, где вдалеке высился стальной каркас гигантского здания, вокруг которого были разбросаны времянки, ползали машины, медлительно двигались краны, мелькали синие, серые и голубые пятнышки — люди.

Сережа энергично работал ногами, рулил, надавливая руками Тане на бока, иногда его нос тыкался в ее щеку. Один раз в такой момент Таня повернула голову, он увидел близко ее глаз и сильно покраснел. Приходилось ему и раньше возить девчат на раме велосипеда, но что-то он не краснел до этого.

Таня увидела большую холмистую равнину, замкнутую подступающей тайгой. В середине равнины — песчаный карьер с огромным терриконом красноватого песка, а слева от террикона на бурой поверхности возились три маленьких трактора, покрашенные наполовину в желтый, наполовину в красный цвет.

Сережа остановился. Таня спрыгнула. Он посмотрел из-под руки.

— Вон ближний трактор Вальки Марвича. Дальше сами добирайтесь, а мне пора на судно.

— Спасибо, Сережа.

Таня перебежала через шоссе, скатилась под откос, угодила в пласт залежавшегося черного снега и сразу промочила ноги. Она пошла напрямик, и на ботинки ее сразу налипло по полпуда глины. Она шла и смотрела на трактор, на то, как поднимался маленький ковш и высыпал глину и как он падал вниз. Человек, ворочавший рычаги, был в ватнике и без шапки. С каждым Таниным шагом он все больше походил на Марвича. Она побежала, глядя на его ввалившиеся щеки, на слипшиеся на лбу короткие волосы. Он развернул трактор и заметил ее. Осторожно опустил ковш и вытер лицо рукавом.

Их разделяла траншея. Таня махнула рукой и счастливо засмеялась.

— Валька, узнаешь?! — крикнула она.

Можно было не кричать, можно было говорить тихо.

— Здравствуй, милая, — тихо сказал он.

Она подпрыгнула на краю траншеи, как прыгала когда-то года три назад.

— Что ты делаешь? — спросил Марвич, улыбаясь.

— Гуляю! — закричала она. — А ты?

— Я рою траншею.

— А зачем она?

— Для теплоцентрали, — сказал он. — Прыгай же!

Она прыгнула через траншею.

Очень высоко, в черных переплетениях стальных ферм сквозило сизое небо с мелкой-мелкой, словно сделанной тончайшей спицей, наколкой звезд. Таня и Марвич медленно шли под сводами главного корпуса. Гулко стучали их шаги по бетонному покрытию. Здесь было тихо, сумрачно, таинственно, и только где-то в конце гигантской конструкции на большой высоте вспыхивала сварка, и только редкие возгласы сварщиков, перекатываясь, плыли в высоте, непонятные, как большие темные птицы.

Они остановились. Марвич поцеловал Таню. И вдруг быстро отошел от нее, скрылся в тени чудовищного упора.

— Валька! — крикнула Таня и испугалась силы своего голоса, который уходил вверх и уже начинал жить своей собственной, обособленной от нее жизнью.

— «Вхожу я в темные храмы, — откуда-то из мрака медленно и торжественно прочитал Марвич, — Совершаю свой бедный обряд, Там жду Прекрасной Дамы В сиянии красных лампад…»