Дороги, которые мы выбираем - Чаковский Александр Борисович

— Ты вернулась.

— О да! — горько усмехнулась Светлана. — Как в исландской саге…

— В чем?

— В старой легенде. Ты забыл? Мы об этом вместе читали. Человек покинул родные места и вернулся через десять лет. Но это ему только казалось так. На самом деле прошло десять тысяч лет. Он никого и ничего не узнал, и никто не узнал его. Он был чужим для всех. Помнишь?

— Смутно.

— А я — хорошо. Он ступил на родную землю и тотчас же рассыпался в прах. Ведь ему было десять тысяч лет.

Я подошел к ней и встал за ее спиной.

— Света, — решительно сказал я, — ты напрасно мучаешь себя. Ты вернулась, по-настоящему вернулась. И- все узнали тебя. Ты сделала то, что должен был сделать настоящий человек!

Она медленно обернулась ко мне.

— Настоящий человек… — задумчиво повторила она. — А ведь все проще, все гораздо проще! Ты знаешь, почему я приехала?

Я опустил глаза.

Наверное, Светлана прочла мои мысли и не сказала слов, которых я уже не хотел слышать. Ничего не сказала. Только мне показалось, что- серая тень еще плотнее легла на ее лицо.

Мы стояли со Светланой спиной к двери, когда раздался стук, и я с облегчением крикнул: «Войдите!»

В сапогах, в брезентовой куртке, с пустым рюкзаком, заброшенным за плечо, и с геологическим молотком в руке на пороге стояла Ирина.

— Извините, — сказала она, — я зашла только на минутку, чтобы поздравить вас.

— Это Светлана, — поспешно обратился я к Ирине. — Светлана Александровна.

— Я зааю, — просто сказала Ирина.

— Куда вы собрались? — спросил я Ирину, понимая, почему она заговорила со мной на «вы», и негодуя на себя за то, что я последовал ее примеру.

— В горы. Ненадолго. Начальство из области приехало, просит проводить,

— Вы геолог, да? — спросила Светлана.

— Да, я геолог. А вы инженер-туннельщик? — спросила Ирина и посмотрела ей прямо в лицо.

Светлана ничего не ответила.

— Так я пойду, — сказала Ирина.

— Зачем вам уходить? — спросил я. Светлана молчала.

— Я скоро вернусь, — теперь Ирина обращалась уже только ко мне, — дойду вон до той горы, — она молотком показала на видневшуюся в окне недалекую гору, — и обратно. Я очень скоро вернусь. Очень!..

Она пристально посмотрела на Светлану, потом перевела взгляд на меня, кивнула и вышла из комнаты. Мы снова были одни.

— Теперь и мне надо идти, — неуверенно произнесла Светлана. — Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что ты не дал мне сказать то, что я хотела. Теперь ответь мне: ты любишь ее?

Я молчал.

— Любишь? — повторила Светлана. — Так, как когда-то меня? Так, как мог бы любить и сейчас, если бы не то, что случилось? Или еще больше, если это только возможно? Скажи, и я уйду. Мне пора.

— Хорошо, — сказал я. — Я отвечу тебе. Я не знаю, люблю ли я Ирину. Она была рядом со мной в самые трудные дни. Она живет тем же, чем живу я. Это все.

— Да, это все, — тихо повторила Светлана. — Если бы не твои последние слова, у меня осталась бы надежда. Но теперь я понимаю: для меня все кончено. Я знаю тебя. Прощай!

Она медленно прошла по комнате, мимо стула, на который так и не присела, к двери.

— Куда ты пойдешь, Светлана? — воскликнул я, догоняя ее и беря за руку. — Ты переночуешь здесь, в доме, я устрою тебя, ведь московский поезд пойдет только завтра днем.

Она обернулась.

— Мне не нужен московский поезд.

— Ну, самолет, — поправился я. — Он ведь тоже полетит не раньше, чем завтра утром.

— Есть места, — задумчиво сказала Светлана, — куда надо идти пешком, стирая в кровь ноги. К сожалению, я слишком любила поезда и самолеты…

— Чем же помочь тебе, Света? — спросил я, чувствуя, что готов отдать все, что только в состоянии отдать, чтобы ей стало лучше.

— Ты уже помог мне, Андрей, — сказала она. — Спасибо. А теперь я очень прошу тебя: не говори больше ни слова. Прощай!

И она ушла.

…Я не бросился вслед за нею. Как странно, не правда ли? О, если бы полтора года назад… нет, если бы три месяца назад она сделала бы нечто похожее на то, на что решилась теперь!.. Но сейчас поздно…

Как ей будет житься теперь? Надолго ли она стала Другой? Или пройдут месяцы, годы, потрясение пройдет, все уляжется, и она снова будет смотреть в чьи нибудь доверчивые глаза и говорить ту самую правду, которая в то же время будет неправдой?

Быть может, мысль об этом и отдаляет сейчас меня от нее? Может быть, поэтому я и стою у двери, вместо того чтобы бежать за ней?