Орлиная степь - Бубеннов Михаил Семенович

Он схватил с гвоздя на подпорке, у которой стоял, длинный кнут, подаренный ему дедом Ионычем, — кнут был сделан из тонкого сыромятного ремешка, с рукоятью из таволожника — железного дерева степи. Потрясая зажатым в руке кнутом, он прокричал перед всеми:

— Вот я с чем пойду!

Но упрямый Ванька Соболь, увлекшись своим злобным замыслом, так и не послушался бригадира. Зарядив ружье, он вышел из палатки молча, но за палаткой немедленно дал волю своей злобе:

— Понаехали, храбрецы! Командуют! Учат!

— Лютует, — согласился теперь Ионыч.

— Эта лютость может завести его далеко, — сказал Леонид.

Проводив девушек в вагончик, он вернулся к палатке и, присев у обеденного стола, кинул на него кнут…

Медленно всходила луна. Взошла она на удивление совсем близко от Заячьего колка и показалась Леониду даже и не луной, а каким-то большим светилом, впервые появившимся на небосводе, — огромный малиновый диск его сразу не облил степь, погруженную в непроглядную темь, зловещим светом. Березы вдруг засветились во мраке, точно белые кости. Так и повеяло над степью былинной стариной. Непрестанно слышался то близкий, то далекий рокот моторов, постоянно напоминавший о новой жизни степи, а Леониду почему-то настойчиво думалось, что вот-вот мимо стана с оглушительным гиканьем и свистом проскачет, сотрясая землю, конница печенегов, а вслед ей из белого, костяного леса во все горло прохохочет сова… Дурацкие, бредовые мысли! Но Леониду вдруг стало от них нестерпимо тоскливо и тошно. Да, вот в таком состоянии, как сейчас, он мог бы сделать что угодно! Он мог бы, например, вскочить на Соколика, догнать где-нибудь в степи Дерябу и на виду вот у этого светила застегать его кнутом насмерть! «Зачем я только поехал сюда? — неожиданно с горчайшим раскаянием подумал Леонид. — Как ведь все хорошо-то было в Москве! Все!» Перед взором Леонида в зареве разноцветных огней вдруг встала предпраздничная Москва. Шумит принаряженная к. Первомаю столица, колышется по центральным площадям людское море… А не лучше ли быть каплей в том море, чем озером вот в этой глухой, былинной степи?

Спал Леонид очень тревожно и по привычке поднялся, лишь успела заняться тихая степная зорька.

Кони обычно паслись в низинке, что восточнее Заячьего колка. Сейчас их там не было. «Неужели на Лебяжье ударились, на залежи?» — подивился Леонид. Он повернул от стана на юг и зашагал вдоль кромки колка, где уже слегка про-торилась на целине новая дорога. Но не успел он сделать и полсотни шагов, как из обтрепанных зарослей желтой акации наперерез ему вылетела линяющая, с опавшими боками, большелобая волчица.

Безотчетно защищая кнутом грудь, Леонид остановился и на время затаил дыхание, а когда слегка отхлынула невольная дрожь, очень строго и сердито взглянул в немигающие глаза матерой. Он ждал, что волчица вот-вот, струсив, бросится опрометью прочь: во всех прочитанных книгах писалось, что волки боятся человека. Но прошла секунда — волчица не изменила позы и не оторвала от него взгляда. Прошла еще секунда… Она стояла как изваяние! Прошла еще секунда… Глаза ее все больше впивались в него, как стрелы. У Леонида вновь мелко-мелко задрожали руки. Внезапно шагнув вперед, он во всю силу хлестнул кнутом по земле. Волчица разом отпрянула назад, но не так уж далеко и тут же в один прыжок бесстрашно заняла свою прежнюю позицию. Это пока еще не напугало, но достаточно удивило и встревожило Леонида. Он вдруг подался всем корпусом вперед и вновь с бешенством хлестнул кнутом по земле. Но волчица на этот раз даже не отпрянула. Она лишь разом осела на задние ноги, почти коснулась коленом сухой травы, а затем, несколько раз щелкнув клыками, в свою очередь, шагнула вперед. «Да ты что? — мысленно закричал ей Леонид. — На самом деле взбесилась?» Мысли его работали лихорадочно, но он еще не знал, что делать. Ему известно было, что разъяренному хищному зверю нельзя показывать спину, — нападение почти неизбежно. Значит, отступать? Пятиться? А если кто увидит со стана? Не оберешься сраму! Что же остается? Сделать еще шаг вперед и, может быть, достать кнутом по волчьей морде? Может быть, матерая все же струсит и убежит? Нет, не похоже: приглушенное рычание волчицы с каждой секундой становилось все более озлобленным, на ее губах закипала слюна, а глаза уж полыхали огнем…

Сердце Леонида на мгновение сжалось, но тут же забилось во всю грудь. Леониду показалось, что с этой секунды он вдруг стал горячее и сильнее во сто крат. Еще ночью он возненавидел Дерябу и волчицу, появившуюся у стана, одной, неделимой ненавистью — вроде как бы соучастников единого злодейского замысла. Теперь, вместе со всей его силой, возросла и эта его ненависть. Но Дерябы не было сейчас перед Леонидом, и потому за все надлежало отвечать одной волчице! Наверняка зная, что произойдет, он тем не менее вновь шагнул вперед и с внезапно исказившимся лицорл закричал, замахиваясь на волчицу кнутом: