Орлиная степь - Бубеннов Михаил Семенович

— Здесь у них гнездо, да? Вот посмотреть бы! С нестерпимым чувством стыда и в полной растерянности Леонид вынужден был признаться себе, что отныне Хмельно нравится ему неотвратимо и тревожно. Теперь ему тем более хотелось быть жестоким с нею, и он, криво усмехаясь, заговорил иронически:

— Удивительны вы сегодня, просто чудо!

— Чем же именно? — весело насторожась, спросила Хмелько.

— Без всякой видимой причины счастливы.

— Ой, что вы! — воскликнула она. и засмеялась влюбленным смехом. — Я ведь уже говорила вам: я только жду свое счастье!

Леонид вспомнил первый разговор с Хмелько в степи и невольно повторил вопрос, который задавал ей тогда:

— Ну, а что же, в самом деле, будет с вами, когда вы дождетесь своего счастья?

— Вы это можете легко узнать, — быстро ответила Хмелько.

— Я? Каким же образом?

Леонид произнес это в каком-то минутном бездумье, но тут же спохватился и понял, что Хмелько давно уже любит его и что теперь, не заметив этого раньше, позволив ей любить себя, он был в тяжком ответе за ее страстное ожидание счастья.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

В середине марта матерая волчица вернулась с брачного гона в родное логово; следом за ней пришел могучий и свирепый волк; он недавно загрыз насмерть ее прежнего друга. Логово было старое, хорошо обжитое в прошлые годы — просторные норы на сухом пригорке, среди густых тарначей; рядом пресное Лебединое озеро — чудесный водопой на все лето, вокруг в бескрайной степи — вволю мелкого зверья, гнездящейся на земле птицы и всякого гулевого скота.

Вскоре у волчицы появилось потомство: восемь темно-бурых головастых волчат. Недели три заботливый отец семейства в одиночку промышлял по ближайшей степной округе. Он всегда возвращался с туго набитым брюхом, и стоило только волчице лизнуть его в губы, отрыгивал ей добрую порцию мяса. Неделю назад волчата прозрели, а вчера волчица вместе с волком впервые ненадолго покинула свое гнездо, чтобы полакомиться только что вылезшими из нор после спячки жирными сурками да молодыми зайчатами. И вот тут-то она узнала; почему волк, хотя и возвращался всегда сытым, вел себя в логове беспокойно: вокруг в степи поселились люди…

Сегодня утром волчью семью напугал непривычный гул в степи. Его доносило с разных сторон. Весь день волчица, прислушиваясь, скулила в своем гнезде и поминутно облизывала щенят, а волк ошалело метался вокруг логова и, случалось, рвал когтями дернину. Когда же наступила ночь, звери осторожно вышли из крепи тарначей на чистень и тут же припали к земле от ужаса: вокруг, по всей нестерпимо гудящей степи, в кромешной мгле двигались в разные стороны огни, словно бы захватывая их в кольцо. Волчьей чете стало так жутко и тоскливо, что захотелось взвыть.

Через минуту, опомнясь, волчица была уже в логове. Схватив в зубы одного волчонка, она выскочила из тарначей и бросилась наметом из огненного ада на восток, в единственный прогал, за которым лежала темная ночь. Она хорошо знала здешние места. Остановилась она лишь километрах в трех восточнее Заячьего колка, на залежи, заросшей густым бурьяном, невдалеке от низинки с полой водой. Облюбовав место для нового гнезда, волчица покаталась по земле, обтерла о примятые травы соски, а затем уложила и облизала детеныша. Волк, прискакавший следом, почему-то с виноватым видом стоял в стороне. Когда волчица бросилась обратно к старому логову, он вновь решил следовать за ней, но тут же был сбит с ног и впервые узнал, какие острые клыки у его подруги. Застонав, волк отбежал к волчонку и с ощеренной мордой, осторожно рыча, лег на землю.

До полуночи металась по степи матерая волчица, перетаскивая детенышей в новое гнездо…

II

Вечером Анька Ракитина уехала в Лебяжье, чтобы на следующее утро быть у Дерябы, а вместо нее на прицеп сел сам Леонид Багрянов. Здесь он впервые узнал, как тяжела работа прицепщика. Он следил за плугом почти безотрывно: очень часто попадались то впадины, то неоттаявшие места, то участки со слабым гумусовым слоем, и по этим причинам приходилось без конца регулировать заглубление корпусов. Нельзя было оторваться от штурвала и дать отдых онемевшей спине. Руки Леонида к полуночи огнем горели от натуги. Сиденье было жестко и неудобно, штурвал — тяжел в действии. Вдобавок от нестерпимого холода, осевшего с вечера в степи, коченело все тело н больше всего — ноги в сапогах. Стараясь размяться и согреться, Леонид раза три все же соскакивал с плуга и, горбясь, тяжело волоча непослушные ноги, бежал рядом по целине или бороздой. Ванька Соболь зазывал его погреться в кабине трактора, предлагал сменить на прицепе, но Леонид от всего этого категорически отказался — должно быть, работал не только по нужде, но и с какой-то особой целью. Он не задержался, даже увидев во тьме Корнея Черных, который вернулся из МТС с новой осью для сломанного плуга. Приказав ему немедленно пустить трактор Кости Зарницына, он тут же бросился бегом догонять свой плуг.