Том 4. Начало конца комедии - Конецкий Виктор

Питекантроп не знал, где мистика, где телепатия, а где научно объясненный и разрешенный к употреблению факт. Питекантроп просто всем этим пользовался при обделывании своих делишек.

Тонкоголосый математик:

По Бору. Нельзя непосредственно сравнивать условия при биологических и при физических исследованиях, так как необходимость сохранить объект исследования живым налагает на первые ограничение, не имеющее себе подобного в последних. Так, мы, без сомнения, убили бы животное, если бы попытались довести исследование его органов до того, чтобы можно было сказать, какую роль играют в его жизненных отправлениях отдельные атомы. В каждом опыте над живыми организмами должна оставаться некоторая неопределенность в физических условиях, в которые они поставлены; возникает мысль, что минимальная свобода, которую мы вынуждены предоставлять организму, как раз достаточна, чтобы позволить ему, так сказать, скрыть от нас свои последние тайны. А главной тайной является вопрос, способны ли мы воздействовать своей волей на те атомы, из которых состоят наши тела. И вот сегодня эта тайна начинает приоткрываться. Сегодня считается доказанным, что в момент перехода человека из спокойного состояния к повышенной умственной активности в нашем организме возникают силы, которые связывают элементарные частицы, расположенные на поверхности кожи, и фиксируют их положение. Высказано предположение, что гравитация материально обеспечивает психическую деятельность человека, что живые системы способны порождать и воспринимать гравитационные волны.

Бородатый физик:

Мечников незадолго до смерти высказался с полной безапелляционностью. Он заявил, что наука не может допустить бессмертия сознательной души, так как сознание есть результат деятельности элементов нашего тела, не обладающих бессмертием. Фактически он нарушил закон «благородство обязывает», ибо объявил о знании всех элементов нашего тела и нашего сознания. Сегодня известно, что Пространство и Время тоже являются элементами нашего тела. В виде каких полей существует в нас эта система, еще неизвестно, но что их великое множество — ясно было уже Вернадскому: «Из невидимых излучений нам известны пока немногие. Мы едва начинаем сознавать их разнообразие, понимать отрывочность и неполноту наших представлений об окружающем и проникающем нас в биосфере мире излучений…»

Простуженная генетик:

По Шредингеру. Живая материя, хотя и не избегает действия «законов физики», установленных к настоящему времени, по-видимому, заключает в себе до сих пор неизвестные «другие законы физики», которые, однако, раз они открыты, должны будут составить такую же неотъемлемую часть этой науки, как и первые.

Бородатый физик:

Пустое пространство, то есть пространство без поля, не существует. Пространство-время существует не само по себе, но только как структурное свойство поля. Почему тогда не допустить, что шифр гена имеет матрицу в структуре какого-нибудь из полей?

Женщина с таинственными манерами:

Винер верил в телепатию и в ее будущее объяснение наукой. Но он не шумел на такие темы. Он хорошо знал, что идея становится материальной силой только тогда, когда приходит ее время. Иначе созревает ублюдочный плод и компрометирует самое идею. Пожалуй, пришло время нашему познанию совершить качественный скачок. Пожалуй, мы в воздухе уже — летим в прыжке. Куда-то сядем?

Я (уже битком набитый сибирскими пельменями и благодушный):

Тяга к чертовщине, к астрологии, колдуны в Англии и колдуньи в ФРГ, интерес к иррациональному среди естествоиспытателей… Это все попытки замещения отрицательных эмоций, беспрерывно генерируемых безобразной западной жизнью. Если почитать о древних греках, то увидишь, как черным по белому написано: «Утрата политических свобод и отстранение граждан от общественно-политической деятельности, без которой греки не мыслили себе ни общественной, ни индивидуальной жизни, и явились главными причинами их „возврата к иррационализму“».

Тонкоголосый математик:

Незачем делить на Запад и Восток. Волна интереса к иррациональному катит по всему миру. Это проявление вечно возвращающегося сомнения в праве позитивной науки на монопольное обладание истиной и в правоте детерминизма. И если мы диалектики, то нам не след пугаться.

Я:

Так, может быть, глобальное онаучивание житейского бытия, которое на контрапункте вызывает тягу к иррациональному, — благо? И у питекантропов, и у неандертальцев, и у древних греков были кудесники и всякие необъяснимые чудеса, но не было газет, радио и детекторов лжи. Отдельные уникумы — древние греки или средневековые немецкие колдуны — не способны были отдать свой необычный дар обществу. Общество в любой миг готово было убить кудесников. Сегодня их не убивают. Их начинают изучать. Быть может, мы уже нависли над какой-то сверхновой звездой — истиной? Если раньше загнивающие общественные системы рождали бессмысленный иррационализм на уровне интуиции, то теперь от парапсихологов можно ожидать открытия новой грани мира?