Том 4. Начало конца комедии - Конецкий Виктор

Мы мчались по отличному шоссе вдоль Оби. Хотелось увидеть затон и в затоне зимующие сухогрузные теплоходы, и среди них СТ-760, который мы сюда когда-то перегоняли сквозь арктические моря. Наш СТ на карской крутой волне скрипел всеми сочленениями. И иногда казалось, судно оборачивает длинную морду и косит на тебя взглядом так, как делает это добрая лошадь, когда ждет похвалы за искреннее усердие…

Но лед Оби был пустынен, затонов не встречалось.

Уши ловили рассказ попутчика о древнем старце. Дед объезжает колхозные поля на древнем Орлике в древней рессорной бричке и дает прикурить нынешнему председателю, зоотехнику и агроному, если те пролопушат чего-нибудь, разъезжая по хозяйству на шикарных легковых машинах. Старый председатель на легковушках никогда и принципиально не ездил. И потому обладал и обладает способностью возникать на свиноферме, например, в самый тонкий момент. Только начнут кормить свиней, дед — раз! — и нарисуется на ферме. А корм неравномерно распределили между животными — вот дед и подымает хай. Один раз привезли заморский жмых, две тонны. Дед понюхал, посмотрел и запретил скотину кормить — плесень учуял. И как ни пытались на ферме его по кривой объехать, ничего не вышло. Не дал дед скотину травить. Отправили жмых на сушилку, все две тонны… Еще попутчик рассказал про борьбу деда за снегозадержание. Как дед на председателя жалобу написал; как трактора выбил, как ждал трое суток тарахтенья с полей. И дождался. Пригрохотали трактора с рыхлителями.

А дед сразу за ними нос в след — не глубоко ли поставили рыхлители? Не повредят ли растения? И доволен остался. И только приговаривал, что он землю знает и любит и иначе нельзя, потому как она нас кормит…

И вот все эти симпатяги старики «всю жисть» пили водку четвертями, курили по фунту самосада в день, без устали решали женский вопрос. И живут себе чуть не по десятому десятку, ибо близки были и есть к земле и естественному существованию…

Жизнь подсовывала банальную развязку для путевого очерка — высшая мудрость и смысл жизни вдали от наук, за деревенской околицей, среди берез, над Обской губой, в калининских полях…

Есть выражение «с быстротой мысли». А самую мысль сравнивают с молнией, потому что она мгновенно озаряет. И получается, что мыслим мы очень быстро. Но это красивое заблуждение. Мы мыслим очень долго. Десятилетиями, даже периодами целых наших жизней. Огромное количество Времени должно протечь сквозь нас, вращая жернова во тьме наших черепов, чтобы зарядить лейденскую банку черепа, чтобы накопить достаточную для разряда-молнии энергию. Ведь уже в детстве мы слышим миллионы раз: иди гулять в садик! Или: не будь идеалистом! И вот только к старости вдруг озаряешься огромностью философского смысла обыкновенного садика, и утешаешься альтруизмом идеализма, и чувствуешь истины мудрецов сквозь простоту детских слов. Но дело в том, что мы никогда не узнаем, какая же из истин — эмбриона, ребенка, старца — ближе всего к истине. Мы не можем этого узнать, ибо мы всегда те, какие есть в данный миг. Мы приборы, опущенные в колбу мира…

В аэровокзале очередь на регистрацию уже растаяла, и я прошел формальности без лишних хлопот. Но затем ситуация осложнилась.

Двести человек-приборов начали жестокий штурм колбы-автобуса, рассчитанного на сто персон. Двести пассажиров рейса № 82 Новосибирск — Москва не желали понять простой истины, внушаемой им шофером. Шофер же орал, что сейчас придет второй автобус. Но толпа хорошо знала относительность таких истин. И я тоже хорошо знал. И только гигантским напряжением воли сдерживал острейший позыв души к штурму автобуса. Меня так и волокло в его переполненное нутро, страх и неверие во второе автобусное пришествие так и пихали меня в толпу. Чтобы не поддаться инстинкту, я увел себя с улицы в помещение аэровокзала. А чтобы не смотреть в окно на толпу, чтобы ее флюиды не соблазняли, я отошел вглубь и купил у автомата газету «Правда» за 3 марта 1974 года. Удержать волевым усилием внимание к тексту передовицы под названием «Наглядная агитация» я не смог. Внимание было направлено на вопрос: придет второй автобус или я свалял пижона и дурака?

Второй автобус пришел.

И в нем было полупустынно.

И я сидел в удобном кресле, и автобус мчался по хорошей дороге мягко, так мягко, что можно было читать в газете о недостатках в нашей наглядной агитации.

«Здоровье каждого — богатство всех!» — таким стометровым полотнищем обезображен самый центр чеховской Ялты. Это рассчитано на толпу, но толпа это не сумма индивидуальностей, то есть не коллектив. Коллектив рождается общим трудом или общим творчеством. Толпа же — это рой. Это та форма жизни, которую мы миновали еще на самой первой ступеньке эволюции.