Дороги, которые мы выбираем - Чаковский Александр Борисович

— Ты помнишь, Арефьев, дела давно минувших дней, — хитро прищуриваясь, сказал Кондаков, — помнишь, когда еще начальником участка был, как ты нам насчет, жилых домов печенки проедал? Я тебе говорил: а туннель? План давай, проходку давай! А ты мне что в ответ?

— Это было совсем другое дело!. Тогда речь шла о домах для наших рабочих.

— А другие рабочие тебя не касаются? То, что в области для них дома строят, это тебя не трогает?

— Но у меня же туннель, план!

— И я, помнишь, тогда говорил: у меня же план, смета!.. А ты — в обком. Помнишь?

— Я и сейчас готов ехать в обком! — воскликнул я.

— С чем? С предложением сократить жилищное строительство в области и отдать цемент тебе?

У меня были и еще кое-какие мысли на этот счет. Можно было бы поговорить, так сказать, пошире. Например, об отношении Кондакова к строительству туннеля…

Но я промолчал. Сейчас у меня была одна цель: вырвать у Кондакова хоть немного цемента, — и ссориться было явно ни к чему.

Расчет оказался верным. Мое молчание директор истолковал как покорность, а покорность начальству он очень ценил.

Кондаков медленно поднялся.

— Ладно, так и быть, вагон цемента я тебе подброшу, но больше не проси. Все. Вечерком заходи, сгоняем в «козла».

Он махнул рукой и быстро пошел к двери.

Директора комбината не часто удавалось затащить в туннель. Нет, дело заключалось совсем не в том, что Кондаков был «кабинетным» руководителем. Просто он уделял большую часть своего времени другим объектам — рудникам, обогатительной фабрике. Они давали реальный план, их продукция определяла показатели работы. Наш туннель, который должен был соединить рудники с фабрикой напрямую, пока что никак не влиял на выполнение плана по комбинату в целом.

Нам предстояло сказать свое слово потом, через год, когда по туннелю пройдет первый нагруженный рудой железнодорожный состав. Через год!

Еще месяц назад я был уверен, что мы закончимстроительство досрочно. Но сейчас…

Мы понимали: можно ускоренно укладывать пути, расширять туннельный профиль, досрочно электрифицировать некоторые участки… И все же мы не сдадим туннель ни досрочно, ни в срок, если работы по бетонированию будут срываться изо дня в день. Я затащил Кондакова в туннель с намерением сначала показать ему ожидающие бетонирования участки, негодный лес, который нам привозят для креплений, а потом уже здесь, в конторе, припереть директора к стене, заставить его принять меры, найти цемент во что бы то ни стало.

Но Кондаков вывернулся, отделался всего-навсего одним вагоном. Обвел меня вокруг пальца. Толстый, рыхлый, он умел становиться вертким, как угорь.

Я сел за стол и, пожалуй, в первый раз за долгое время почувствовал, что устал.

Все было, как обычно. Я сидел за столом, кое-где заляпанным чернилами, видел перед собой телефон с облупившейся краской, перекрученный черный провод, соединяющий трубку с аппаратом, металлический стержень на деревянной подставке, на который я накалывал донесения диспетчеров, пепельницу с пожелтевшим дном, две табуретки, сколоченные еще в первые дни нашего строительства, видел графики и диаграммы, приколотые к доске… Я видел все это уже много дней, каждый день с тех пор, как мы построили это новое здание вместо хибарки, где на первых порах помещалась наша контора; и никогда еще все это не казалось мне таким однообразно-унылым.

Я знал причину своей усталости: я вдруг почувствовал, что мы работаем на холостом ходу. Я мог призывать, требовать; мы могли повышать темпы, укладывать не сто, а двести метров электропроводки в смену, не десять, а двадцать метров путей, вынимать не пять, а пятнадцать кубометров породы, — и все это не приближало бы нас к цели. Проклятый цемент!

Мы привыкли одолевать трудности. Жили в бараках — построили дома. Мы ели остывшую пищу, которую привозили в термосах из Тундрогорска, — открыли хорошую столовую. Ходили умываться на озеро— теперь у нас душевая и круглосуточно горячая вода. Не хватало людей, оборудования — бурильных молотков, шлангов, — всегда чего-нибудь не хватало! Но я верил, что это преодолимо, что все зависит от нашей энергии, настойчивости.

Наши сегодняшние трудности казались мне непреодолимыми. Они не были результатом нашей нераспорядительности или неопытности. Цемент оставался «вне нашей власти».

Я понимал, что перебои с поступлением цемента, угрожающее сокращение его подачи на стройку не связаны с нерадивостью комбинатских снабженцев или с нечеткой работой автобазы. Нужда в цементе увеличилась в нашей стране в несколько раз.