Том 4. Начало конца комедии - Конецкий Виктор

— Пэн мой единственный педагог, да, Пэн? — спросил он. — Я был бы совсем диким ковбоем, если бы не моя подружка Пэн. Слушай ее внимательно, дружище!

— Куда мы едем? — спросил я.

— В Метрополитен-музей, — сказала Пэн.

— О'кэй! — сказал я.

— Знаешь, почему ваш великий Маяковский мало известен у нас? — спросил Адам.

— Переводить сложно, — сказал я.

— Нет! Он написал в «Бруклинском мосту»: «Отсюда безработные в Гудзон кидались вниз головой». А они кидались в Ист Ривер, потому что мост именно через Ист Ривер, а не через Гудзон. И мы ему этого никогда не забудем. Разве ты простил бы мне, если бы я поставил Василия Блаженного на место Исаакия? — ядовито объяснил Адам и повернул по авеню Америки направо. Мне же казалось, что Метрополитен-музей должен быть по левую руку. Ночью я внимательно проглядел планы Нью-Йорка, и штурманская память теперь все время работала впопад и невпопад, она не выключалась.

— Мы не туда зарулили, — сказал я. — Метрополитен слева.

— Не может быть! — воскликнул Адам. — Пэн, дорогая, ты как думаешь?

— Разбирайтесь сами! — заявила Пэн, переходя на французский.

— Значит, Маяковский спутал реку с протоком и это ему никогда не простится? — спросил я, гордясь в душе тем, что знаю, что Гудзон и что Ист Ривер, и потому в этом вопросе длиннее Маяковского.

— Дружище, ты прав! Нам в обратную сторону! — согласился Ад. — Боже, куда они лезут?! Боже, наши пешеходы самые неожиданные в мире! Какое удовольствие ездить по Австралии!

— Нет, лучше всего по Новой Зеландии, — сказала Пэн. — Осторожнее — собака!

Ад затормозил перед бесхозной собакой на 47-й стрит. Собака была дворняга, черная с белыми ушами. Она немного покружила на перекрестке, потом уселась на проезжей части. Полторы сотни автомобилей остановились и загудели. Дворняга если и нервничала, то чуть-чуть. Она, сидя, повиливала хвостом и крутила головой. И все водители продолжали сидеть на своих местах, в своих карах и возмущенно крутить головами, но никому не приходило в голову вылезти и прогнать собаку.

— Ад, вылези и прогони собаку! — сказала Пэн.

— Почему бы тебе не размяться самой, дорогая? — спросил Ад.

— Давайте, буржуи, я вылезу, — предложил я.

— Нет-нет! Ты наш гость! — сказал Ад, ревя клаксоном.

С правой стороны перекрестка также ревел огромный форд. За его рулем сидел хилый юноша лет пятнадцати.

— Он напичкан наркотиками, — сказал Ад, — как Наполеон был напичкан идеями. Вылезешь, чтобы прогнать собаку, а он тебя и переедет! Потому-то я и не могу разрешить такое дело гостю.

— Почему же ты посылал на такое опасное дело Пэн? — удивился я.

— Просто он знал, что я скорее соглашусь здесь ночевать, чем вылезу! Я ленивая женщина, — объяснила Пэн, задирая коленки на приборную доску. Боже, какие у нее были коленки! Я даже перестал глядеть на собаку. Адам это заметил и сказал:

— Хорошо, что Пэн не делает из этого дела кремлевских тайн, как ты находишь?

— Давай не будем о политике, — сказал я.

— Ад хотел сказать про мадридские тайны или про бамбуковый занавес, да, Ад? — поправила Пэн, смягчая углы.

К сидящей на перекрестке собаке подбежала еще собака. Сидящая собака, ясное дело, вскочила, и они начали обнюхиваться. А с тротуара к ним рвалась третья собака, но ту хозяйка крепко держала на поводке.

— И ни одного полицейского! — воскликнул Ад. — Когда-нибудь собаки нас погубят! Я знаю людей, у которых уже по десять собак! Ты читал мой роман «Четверг верхом на понедельнике»? Прости, дружище! «Четверг верхом на мотоцикле»?

— Кажется, нет, но название мне нравится, — сказал я.

— Название придумала я, — сказала Пэн. — Не гуди больше, Ад, они привыкли, а у меня заложило уши.

Собаки действительно совсем не реагировали на вой вокруг. Так чайки плевать хотят на туманные вопли буя и умудряются спать, сидя верхом на нем.

— Что ты собираешься купить своей любимой? — спросил Адам.

— Шубку за двадцать пять долларов, — сказал я без колебаний, так как предварительно обсуждал этот вопрос с матросами-товароведами.

— Это не самая дорогая шубка, — заметила Пэн. — Из чего она?

— Из дерибаса, — сказал я.

— Наверное, это новый материал, — сказала Пэн. — Я еще про такой не слыхала. Где они продаются?

— Угол Хьюстон-стрит и Первой авеню, — сказал я. — Польские и еврейские лавочки.