Эгипет - Краули Джон

Бруновские небеса населяли десять тысяч демонов, но, несмотря на все системы оккультных взаимодействий, несмотря на парциальные и симпатические взаимовлияния, вселенная у этого мага работала не потому, что ей вертели Бог и Дьявол, а просто потому, что так оно и было от века. Это была огромная, бесконечная вселенная, плавильный котел для духа и материи, с которыми были накрепко связаны чувства и озарения самого мага, и вероятностей в ней было неизмеримо больше, чем в канонической, Бог + Дьявол = вселенная, картине мира, маленькой и замкнутой; и — она была вопиюще естественной. Истинному магу не было нужды верить в ведьм или в чудеса, способные произвести впечатление на паству, просто потому, что его вселенная была не только достаточно объемной, чтобы включить в себя причины для любого мыслимого и немыслимого чуда на свете, но еще и преисполненной сил, могущественных духов, ангелов (объектов столь же естественных, как камни или розы), так что все и впрямь становилось возможным, исполнение и воплощение любого желания, любой действующей в этом мире воли.

А потому сколь бы не правы ни были маги в отношении той или иной детали мироздания, а они порой бывали на удивление доверчивы и ошибки допускали самые дичайшие, но сами размеры мироздания и тот факт, что они не просто не могли знать и не знали всего, что в нем содержится, но отдавали себе отчет — и с радостью — в том что все его содержимое, во всей полноте, постичь попросту невозможно, делает их умы на удивление схожими с нашими.

А потому и мысли их не столь уж и непостижимы, да и перевести их на современный язык тоже вполне возможно.

Ну, что ж.

Он как раз проходил мимо одного из каменных львов, охраняющих вход в публичную библиотеку; сев на ступеньку, он вынул из кармана записную книжку. Солнце сияло, как летом. Он написал: «Отправиться в путешествие в затерянный мир, о котором слышал в детстве; найти его непостижимым, роскошным, странным; а потом обнаружить, что перед тобой — то место, из которого ты отправился в путь».

О господи, нужно быть таким осторожным, таким осторожным. Время не возвращается, обойдя полный круг, и не возрождает прошлого; круги описывают наши представления о том, что время движется по кругу и возвращается все к тем же точкам, к прошлому. Этой тайной Пирс овладел, ее он и должен был поведать миру. Время движется не по кругу, но по спирали, засыпая и просыпаясь; всякий раз, как занимается заря очередного Золотого века и осознает себя как таковую, или в очередной раз наступает печальная эпоха заката, или приходит очередной рубеж тысячелетий, в самом этом осознании уже возрождаются все предшествующие Золотые века, эпохи упадка или возрождения, или рубежи тысячелетий, и создается впечатление, что они повторяют сами себя, Ах, с помню, помню: мы поднимаемся все выше и выше, сквозь сферы, которые, как нам кажется, заключают нас в себе.

Проснитесь, должна гласить эта книга, вы ничего не сможете сделать до тех пор, покуда не проснетесь сами. Так Бруно кричал когда-то на восходе солнца: проснитесь.

По сути дела, Бруно и станет одним из героев этой книги; Бруно с его самоуверенными утверждениями о пришествии новой эры. Бруно с его бесконечными рядами сущностей, с его планетами, плавающими в пустоте, подобно большим добродушным зверям, живым, таким невероятно живым; Бруно с его бесчисленными, невероятными системами запоминания и овладения всем, что только есть в этом огромном мире, — предприятие, которое в конечном счете должно не слишком отличаться от того, что теперь задумал Пирс. «Человеческий разум в центре всего сущего, включающий в себя все то, по отношению к чему он — центр» — да, конечно! Точно так же и Пирс ощущал собственный мозг, туго набитым всем, что он когда-то почувствовал и понял, как будто рулончиками с туго смотанной «кодахромовской» пленкой, и все в цвете, потому что если в нас нет цвета, тогда ни в чем его нет.

Так неужели ж он не сможет свалить это дело? Неужели он не сможет принять в расчет те идейки, которые Джулия, по ее собственным словам, сможет продать, идейки, которые мигом разожгли у нее в глазах такое пламя; разве он не сможет сделать этакой малости, да еще и за хорошие Деньги, а тем временем всерьез заняться совсем другим Делом, в которое он уже давно и с головой ушел: ухватить, как будто рукой, накрепко, истинный смысл всех этих откровенно лживых историй, вскрыть, как вскрывают смысл сновидения, логику этой исторической грезы, которой он сам столько времени грезил, а теперь вот проснулся?