Девять месяцев, или «Комедия женских положений» - Соломатина Татьяна Юрьевна

– Да ничего-ничего. Я сам поздно домой пришёл. Ну что, собирайся? Я, конечно, могу так всю ночь простоять с тобой, но, боюсь, у тебя до утра руки затекут.

– Ой, прости! – Соня действительно забыла, что так, прислонившись и обняв, она ему всё и рассказала до конца. – Глеб, я не поеду домой. Сейчас туда, утром – обратно. А утром мне надо на час хотя бы пораньше прийти. Две в ОРИТ, всех обежать, истории родов просмотреть и...

– Всё-всё! Всё понял, уезжаю. Понял.

– Не обижаешься?

– Ну что ты! Только с интернами мне не изменяй! – шутливо погрозил он Соне пальцем.

– Да какой там... Помнишь? Поесть, поспать и поспать одному.

– Чёрт, я тебе ничего поесть не принёс. Я же думал тебя домой забрать.

– Глебушка, я не в лесу, а в родильном доме. Здесь всегда есть чем перекусить. К тому же я не хочу, на самом деле, ни есть, ни спать. А именно что «поспать одному». Пойдём, я провожу тебя...

Совсем спокойно поспать не дали, разумеется. Так – с перерывами. Потому что то одно, то другое. А если кто-то поступает и заведующий на месте... В общем, так принято.

Утром всё та же рутина обходов, пятиминуток, текущих дел, дел вновь поступающих и прочие прелести больничного бытия. Вот, например, одна беременная из «полублатной» палаты второго этажа с санитаркой пособачилась. Потому что, видите ли, она договаривалась госпитализироваться в палату «блатную» – с туалетом и душем, а те все – «все», ха-ха! целых две! – все заняты. А она договаривалась со Светланой Степановной, когда тут первый раз в общей палате лежала, и даже деньги ей дала, чтобы она эту, «блатную», палату ей вперёд оплатила. Типа бронь! Мало того что Софья Константиновна вынуждена была объяснять скандалистке, что родильный дом – не гостиница и палаты тут не бронируются, так ещё расшаркиваться за Светлану Степановну и приносить свои извинения за то, что не могут вернуть женщине деньги, потому как в глаза их тут никто не видел. Кроме, разумеется, Светланы Степановны. Потому звоните ей и сами всё выясняйте. Не знаете телефона? На посту, под стеклом, телефоны всех врачей отделения. Пока прилягте в отдельную палату. Там нет туалета и душа, но она одноместная, с ремонтом, телевизором, столиком-диванчиком и так далее. А туалет и душ на втором этаже всегда чистые.

Но в туалете, видишь ли, яблочный кочан на полу валялся, и фантик от конфеты. Был бы повод, называется, ага. Санитарка тоже в долгу не осталась и в популярной доходчивой форме объяснила взведённой дамочке на сносях, что кочаны с фантиками не она мимо ведра пуляет, а такие же беременные фифы. Может, и права была санитарка, да только Софье опять перед неправой извиняться, правой – выговаривать не столько за суть, сколько за форму.

– Не, ну а чего она?! – со слезами на глазах бормотала проработанная санитарка. Пожилая, обычно вполне мирная, безотказная женщина. – На мне же весь этаж. И коридор, и палаты, и помещения всякие, и оба туалета. Я только этот, беременный, выдраила, пошла чистить послеро́довый – там же куда быстрее пачкается, так эта, с пузом, вылетает, тащит меня за рукав и чуть не носом, как кутя́ какое, тычет в тот кочан. Так я ей сперва говорю, мол, сейчас-сейчас, только послеродовый туалет домою. Бог ты мой, какой тут визг поднялся. Так я ей и сказала, что такие же, как она, и кидают мимо. Ну тут вообще... Думала, водой её отливать придётся. Молоденькая наша Аллочка, которая Владимировна, прибежала, так от неё толку, как от козла молока. Стоит, моргает. Я уж думала, падучая у той беременной случится. Хорошо, Любовь Петровна пришла. Собственными рученьками кочан с фантиком подняла. Вы уж извините меня, дуру старую, тоже иногда бываю...

Ну, Любовь Петровна за собственными золотыми дорогостоящими рученьками поднятый кочан тоже в долгу ни перед персоналом, ни перед беременными не осталась. Первым – втык, вторым – попалатная лекция о том, чему мама с папой недоучили, и тренинг по прицельному метанию отходов в специально предназначенные для этого ёмкости.

С радостью доверив «мусорные» разборки старшей акушерке, Софья Константиновна отправилась выполнять «заливку». С интерном Виталием Александровичем, которому доверила выполнить несколько этапов этой достаточно простой, но такой калечащей психику нормальных женщин и нормальных врачей операции. Целью которой является... ни много ни мало... убиение внутриутробного плода. Плода, а не эмбриона. Плода, со сформированными уже органами и системами. Порой вполне уже себе жизнеспособного. Хотя, конечно, называется эта манипуляция не «заливка», а «операция прерывания беременности в позднем сроке», и выполняется она по медицинским и социальным показаниям. Во всяком случае, выполнялась в то время, когда Софья Константиновна училась, работала и исполняла обязанности заведующей отделением.