Сон №9 - Митчелл Дэвид

***

А тем временем в замшелом лесу госпожа Хохлатка с Питекантропом оказались в ловушке между скалой, полоской твердого фунта и стеной из листвы. Питекантроп поскреб в затылке и замычал. Следы Козла-Сочинителя давно перепутались со следами священных коров и белых слонов, но Питекантроп ничего не сказал из страха лишить госпожу Хохлатку надежды. Госпожа Хохлатка уселась на заросший грибами пень.

– Сейчас Господину как раз пора бы съесть второй завтрак… Предупреди он меня, что собирается пойти побродить, я бы заранее что-нибудь приготовила…

Какой-то человек с треском вывалился из непроходимых зарослей и растянулся перед ними. От неожиданности госпожа Хохлатка пронзительно вскрикнула и отлетела на несколько шагов вверх по тропинке, а Питекантроп прыжком оказался между ней и лежащим на земле незнакомцем. С виду тот не представлял угрозы; он поднялся на ноги, смахнул гнилые листья с твидового пиджака с кожаными накладками на локтях и поправил на носу обмотанные пластырем роговые очки. Он ничуть не удивился тому, что повстречал в этом девственном лесу курицу с высокоразвитым интеллектом и давно вымершего предка Homo sapiens.

– Вы их видели?

Его бесцеремонное обращение слегка покоробило госпожу Хохлатку.

– Видели кого?

– Словесных церберов.

– Это не те жестокие истекающие слюной говорящие собаки, которых мы видели на полях?

– Должно быть, они.– Он в страхе прижал палец к губам и посмотрел на Питекантропа.– Вы что-нибудь слышите?

Потолок тишины спустился так низко, что о его балки можно было биться головой. Питекантроп промычал: «Нет». Писатель вытащил из своего венка длинный шип.

– Много лет назад я написал удачный роман. Я никогда не думал, что кто-нибудь захочет его напечатать, понимаете, но захотели; его украли у меня, и чем больше я желал, чтобы каждый его экземпляр взорвался, как гриб-дождевик, тем лучше эта гнусность продавалась. С ее ошибками, ее позерством, ее самонадеянностью! О, я бы продал душу, чтобы кинуть в костер весь тираж. Но, увы, Мефистофель так и не вернул мне мою рукопись, и слова, которые я выпустил на свободу, преследуют меня с тех самых пор.

Госпожа Хохлатка со своего пня выразила мнение публики:

– Почему бы вам не уйти на покой?

Писатель отдыхал, прислонившись к скале.

– Если бы все было так просто. Я прятался в школах мысли, в сложных метафорах, в аэропортах неизвестных стран, но, рано или поздно, я слышу далекие крики и знаю, что мои слова идут по моему следу…– Страдальческое выражение его лица сменилось подозрительным.– Но вас-то что завело так далеко в этот замшелый лес?

– Где-то здесь бродит наш друг – вы его не видали? Рога, борода, копыта?

– Если это не сам Дьявол, то он наверняка писатель или сумасшедший.

– Писатель. Как вы догадались?

– Чтобы забрести так далеко в этот лес, нужно быть кем-то из трех.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! – Глаза писателя расширились от ужаса.– Лай! Вы слышите лай?

Питекантроп негромко замычал и покачал головой.

– Лжецы! – зашипел писатель.– Лжецы! Вы заодно с этими собаками! Я знаю, какую игру вы ведете! Они за деревьями! Они бегут сюда!

Он сорвался с места и понесся, с шумом ломая молодую поросль. Госпожа Хохлатка и Питекантроп посмотрели друг на друга. Питекантроп замычал.

– Придурок,– согласилась с ним госпожа Хохлатка,– как пробковый шлем с помпонами!

Питекантроп осмотрел дыру в густой листве и снова замычал. За листвой скрывался беззвучный поток.

– Поторопись, болван!

Госпожа Хохлатка перепархивала с камня на камень, а Питекантроп брел против окрашенного в чайный цвет течения по звенящим тарелкам. Поэтому госпожа Хохлатка первой добралась до священного озера. В следующую же секунду она заметила почтенные очки Козла-Сочинителя, лежащие на мраморной скале. Еще секундой позже она увидела тело самого дорогого и любимого для нее существа, плавающее в воде.

– Мой господин! Мой господин! Что же делать!

Она полетела вперед через озеро, не замечая ни стремящегося вверх водопада, ни воцарившейся вдруг глухой тишины. С пятым взмахом крыльев она достигла головы Козла-Сочинителя. Шестое чувство Питекантропа подсказывало ему, что священное озеро – это смерть, и он предостерегающе зарычал – но звука не последовало, и ему только и оставалось, что с отчаянием наблюдать, как его возлюбленная скользнула вниз, коснулась воды концами крыльев и безжизненно шлепнулась рядом с Козлом-Сочинителем. В семь прыжков Питекантроп достиг мраморной скалы и, охваченный горем, испустил восемь душераздирающих немых стонов. Он колотил скалу, пока на кулаках не выступила кровь. Внезапно наш дальний предок успокоился. Он выбрал кусочки липкой смолы у себя из волос и стал карабкаться по скале, пока не достиг кромки уступа. Он сосчитал до девяти, это было все, чему Козел-Сочинитель смог его научить, и бросился вниз, туда, где плавали тела его друзей. Красивый нырок, твердая «десятка». Никакая мысль не тревожила его, когда Питекантроп погрузился в священное озеро. Он не знал слова «безмятежность», но именно безмятежностью было то, что он чувствовал.