Четвертая рука - Ирвинг Джон

— Мне бы только не хотелось, чтобы у Мэри родился от тебя ребенок, — призналась она, когда они уже шли, отбиваясь от москитов, в лодочный сарай. Патрик не видел ее лица, она шагала впереди и несла фонарик и сумку с детскими вещами, а он за ней нес Отто-младшего. — Не могу, правда, винить ее в том… что она хотела ребенка от тебя, — прибавила она, когда они уже взбирались по лестнице. — Просто надеюсь, что ребенка у нее не будет. Правда, ты тут ничего уже сделать не можешь. Да и не должен. Пока что.

Патрика поразило, насколько типичной для него оказалась сложившаяся ситуация: механизм, который он невольно привел в действие, набирал обороты, и власти над этой махиной он не имел. Беременна Мэри Шаннахан или нет, связано теперь исключительно со случайностью зачатия.

Уходя из домика, где он чистил на ночь зубы, Патрик прихватил с собой презерватив, достав его из своего набора для бритья. И прятал его в кулаке всю дорогу до лодочного сарая. Когда он опустил Отто на кровать, служившую для пеленания, миссис Клаузен заметила, что он что-то сжимает в кулаке.

— Что это у тебя? — спросила она.

Он разжал пальцы и показал ей кондом. Она в этот момент склонилась над Отто, переодевая его.

— Вернись-ка лучше и принеси еще один. Тебе понадобится по крайней мере два, — сказала она, не поднимая головы.

Уоллингфорд взял фонарик и опять пошел сражаться с москитами. К себе в спальню он вернулся со вторым презервативом и бутылкой холодного пива.

Он зажег в спальне газовую лампу. Человеку с двумя руками сделать это ничего не стоит, для него же это была целая проблема. Патрик зажег спичку, потом зажал горящую спичку в зубах и открыл газ. Когда он вынул спичку изо рта и поднес пламя к горелке, лампа фыркнула и ярко вспыхнула. Он убавил подачу пропана, но яркость света почти не уменьшилась. «Что-то не очень романтично», — думал он, раздеваясь и голым ложась в постель.

Он укрылся одной простыней, натянув ее до пояса, и лежал на животе, опираясь на локти и подмяв под грудь две подушки. Он смотрел в окно, на лунную дорожку на поверхности озера, над которым висела огромная луна. Дня через два-три должно было наступить полнолуние, но луна казалась почти полной.

Бутылку пива он открывать не стал и поставил ее на комод, надеясь, что они потом выпьют ее вместе. Оба презерватива в пакетиках из фольги лежали под подушкой.

Слушая крики гагар и перебранку уток, Патрик не заметил, как в комнату вошла Дорис. Внезапно он почувствовал, как она коснулась его спины обнаженными грудями.

— Ух, до чего у меня купальник холодный. — прошептала она ему на ухо. — Лучше я его совсем сниму. А ты свои мокрые плавки снять не хочешь?

Голос Дорис был так похож на голос той женщины из сна, навеянного синей капсулой, что у Патрика перехватило дыхание. Он с трудом смог ей ответить, и к тому времени, когда выдавил наконец слово «да», она уже перевернула его на спину и стянула простыню.

— Давай сюда одну из этих штук, — сказала она.

Он полез было своей здоровой рукой под подушку, но миссис Клаузен оказалась проворней. Она вытащила один из кондомов и мгновенно разорвала упаковку зубами.

— Лучше я сама. Я сама хочу его надеть, — сказала она. — Никогда еще не пробовала.

Ее, кажется, несколько озадачил вид презерватива, но она без колебаний стала его натягивать — наизнанку.

— Он в другую сторону разворачивается, — сказал Уоллингфорд.

Дорис насмешила собственная ошибка, и она мгновенно ее исправила, не дав Патрику и слова вымолвить. Миссис Клаузен, вполне возможно, никому не пробовала надевать презерватив, но Уоллингфорд отлично знал, как она умеет оседлать мужчину. (Только на сей раз он лежал на спине, а не сидел на неудобном стуле с прямой спинкой в кабинете доктора Заяца.)

— И вот что — насчет верности мне и всяких там измен, — проговорила Дорис, неторопливо поднимаясь и опускаясь над ним и уперев руки ему в плечи. — Если ты не склонен к постоянству, лучше сразу скажи — и прекратим это.

Уоллингфорд ничего не ответил и ничего не «прекратил».

— И пожалуйста, не делай больше никому никаких детей! — очень серьезно сказала она. И так опустилась на него всем своим весом, что он невольно подался ей навстречу.

— Хорошо, — пообещал он.

В ярком свете газовой лампы их движущиеся тени перемещались по стене, по тому темному прямоугольнику, ранее привлекшему внимание Уоллингфорда, где когда-то Отто-старший повесил рекламу пива. Казалось, и само их совокупление — нечто схожее с галлюцинацией, призрачное, как их совместное будущее.