Дневники Зевса - Дрюон Морис

Я взял тебя за руку и умилился, чувствуя, как она трепещет в моей руке, словно птица, нашедшая свое гнездо. Мы пошли в самую гущу дубов, и там, на ложе из мха, одарили друг друга тем, что есть лучшего в мире. Листва была густа. Гера ничего не узнала. Не узнала, что, обняв тебя в этом сладком оцепенении, которое следует за наслаждением, я думал, чувствуя легкую тяжесть твоей головы на моем плече и мягкость твоего живота под моей ладонью: «Почему бы не остаться здесь навсегда и не передать заботы о мире любому, кто пожелает? Роща, маленький храм, маленькая пряха с нежным взглядом...» По таким вот мечтам и узнается человек.

Ниоба, дорогая Ниоба, ты не была, конечно, единственной девушкой-подростком, которая ждала любви, как ждут бога. Но ты была одной из тех редких, кто узнал бога, когда он явился, и из тех еще более редких, которые не стонут, не цепляются, не рыдают, не проклинают и не угрожают вскрыть себе вены, когда от них уходишь.

Ты вернулась во дворец своего брата — безмятежная, расцветшая — и произнесла со столь великим и счастливым спокойствием: «Я ношу в себе сына бога», что никто и не подумал сомневаться в твоих словах. Ты несла людям дитя любви.

У твоего брата не было сыновей; он сделал своим наследником нашего ребенка, названного Аргосом, то есть «лучезарным». Аргос оправдал свое имя: от всего его существа и духа исходило некое сияние, смелый и державный свет, вполне доказывающий, от какого отца он произошел.

Он основал город Аргос в Эпире, на берегу моря. Его род, многочисленный и воспроизводивший его достоинства, частично переселился на Пелопоннес, где основал второй Аргос, столицу Арголиды — царства, просиявшего среди всех греческих царств.

А дубовая роща, где я любил Ниобу, стал местом оракула.

Из всех стихий воздух — моя собственная стихия, средоточие моего царства; ветерок возвещает мой приход. А дуб — мое дерево из всех прочих. Жрицы Додоны, праправнучки Ниобы, научились улавливать в трепете листвы мой приход и мое присутствие. Они развесили на ветвях большие бронзовые тазы, и в звоне этих тазов, когда ветер сталкивал их между собой, они слышали мои ответы на людские вопросы. Олимпия, эпирская царевна, мать моего сына Александра, была служительницей этого культа. Жрицы Додоны также узнавали мой голос в ворковании влюбленных диких голубей. А жрецы Додоны раз в году золотым серпом срезали росшую на моих дубах омелу, чтобы собрать с нее ягоды — принесенное ветром белое семя.

Но где мои былые жрицы? Где мои утраченные возлюбленные? От моего храма остались только плиты, и моей священной роще вы позволили захиреть. Остался только театр, где иногда летними ночами голоса ваших древних поэтов возносятся к верхним рядам амфитеатра, к краям звездного неба. В такие ночи боги еще говорят в Додоне.

Ио. Гнев Геры.

Гермес обманывает бдительного Аргуса.

Скитания и роды Ио

Возможность соединяться с собственным потомством до бесконечности — привилегия бессмертных. В этом, сыны мои, я согласен с вами, тут вы и в самом деле можете завидовать нам. Быть может, свою самую прекрасную любовь вы бы познали со своей правнучатой племянницей!

Ио, дочь Инаха, происходила от Ниобы в четвертом-пятом поколении. Она была жрицей Геры во втором Аргосе, и, шествуя во главе процессий, вдыхая фимиам, окутывавший ее шаги, видя людей только простертыми ниц, она была недалека от того, чтобы и саму себя принять за божество. Высшее жречество легко впадает в этот бред.

Связанная с лунным культом, Ио долгими ночными часами глядела в звездное небо и воображала себе блаженства, которые в эти часы должна была познавать Гера в моих объятиях. Я верно сказал: «воображала», так как будь милая девочка лучше осведомлена, она бы знала, что наши супружеские объятия становились все реже и обычно ровное дыхание моего сна убаюкивало бессонницу моей супруги.

Но вскоре Ио стало недостаточно только воображаемых образов. Она ведь была жрицей Геры, то есть ее земной представительницей, то есть самой Герой. А раз так, не должна ли она удостоиться моего посещения и моего натиска? Ио размышляла об этом так настойчиво, что у нее начались видения. Однажды она с великой священной уверенностью объявила своему отцу, что некий сон повелел ей отправиться на Лернейское озеро и там отдаться моим объятиям.

Царь Инах воспринял это всерьез и послал гонцов к Дельфийскому и Додонскому оракулам. Не стоит легкомысленно относиться к галлюцинациям девственниц. И пифия с высоты своего треножника, и бронзовые тазы на дубах посоветовали царю Инаху не препятствовать дочери, если он не хочет подвергнуть себя риску быть испепеленным молнией вместе со всеми чадами и домочадцами. Благоразумное прорицание, ведь Ио, обуреваемая темпераментом, скрытым под статью жрицы, вполне могла бы, если бы ей стали перечить, так хватить через край, что поставила бы под угрозу устойчивость Аргосского царства.