Страна чудес без тормозов и Конец Света - Мураками Харуки

– Прощайте, – сказал я ему.

В кромешном мраке я спустился по тросу до самой воды, посигналил фонариком, и толстушка спустилась за мной. Лезть в ледяную воду, когда вокруг хоть глаз выколи, хотелось меньше всего на свете. Но выбирать не приходилось. Я зашел в воду по колено, затем по плечи. Вода обжигала холодом, но опасности как будто не представляла. Вода как вода. Без каких-либо примесей и не гуще обычной. Вокруг висела тишина, как на дне колодца. Воздух, вода, чернильная тьма вокруг – все замерло. И только плеск наших рук по воде, усиленный в сотни раз, отдавался под невидимыми сводами странным эхом – словно чавкала гигантская рептилия. Уже в воде я вдруг вспомнил, что старик должен был «обезболить» мне рану.

– Это здесь плавает рыба с когтями? – бросил я туда, где, по моим расчетам, плыла толстушка.

– Вряд ли, – ответила та. – Это же просто легенда... Наверное.

И все-таки мысль о том, что сейчас из пучины вынырнет огромная рыба и оттяпает мне ногу, не покидала меня. Проклятая тьма усиливала любые страхи в тысячу раз.

– Что, и пиявок нет?

– Кто их знает... Надеюсь, что нет.

Привязавшись друг к другу веревкой, мы поплыли с узелками на голове, медленно удаляясь от Башни. Оглянувшись, я увидел, как фонарик Профессора, словно маяк, указывает нам путь, высвечивая на воде впереди едва различимую желтую дорожку.

– Нам туда, – сказала она.

Я плыл первым, она за мной. Мы загребали почти синхронно, и плеск ладоней отдавался гулким эхом во тьме. Время от времени я оборачивался и, держась на плаву, сверял курс.

– Держи вещи сухими! – услышал я ее голос. – Излучатель намокнет – нам крышка...

– Стараюсь, – отозвался я. Хотя именно не замочить вещи было труднее всего. В такой непроглядной мгле я не различал, где вода, где воздух, а порою даже не соображал, где находятся мои руки. Я вспомнил миф об Орфее, который спускался в Царство мертвых. На свете есть много разных легенд и мифов, но истории о смерти у разных народов схожи. у Орфея хотя бы лодка была. А мы плывем в воде с тюками на затылке. Что ни говори, древние греки были куда предусмотрительнее. Живот сводило от боли, но думать о ране было некогда. То ли от стресса, то ли еще почему я почти не чувствовал боли. Швы, конечно же, расползлись – но умереть от дыры в животе мне, видно, уже не судьба.

– Ты правда на деда не сердишься? – подала голос толстушка. Безумное эхо мешало понять, откуда.

– Не знаю!– прокричал я непонятно куда. – Сам не пойму. Пока его слушал, стало уже все равно.

– Как – все равно?

– Все равно и жизнь не фонтан, и мозги не ахти какие.

– Но ты же сказал, что жизнью доволен!

– Слова! – отмахнулся я. – Любой армии нужно какое-то знамя...

Она задумалась, и какое-то время мы плыли молча. Тишина, бездонная, как сама смерть, растекалась по озеру. Где-то сейчас плавает когтистая рыба? Я уже не сомневался, что она существует на самом деле. Лежит, небось, на самом дне и спит до поры до времени. Или плескается в соседней пещере. А может, уже учуяла нас и плывет навстречу? Я живо представил, как она откусывает мне ногу и содрогнулся. Пускай через сутки от меня только мокрое место останется, но перспектива отдать концы в желудке у такой гадины не привлекала, хоть убей. Умирать – так при свете солнца.

Руки в холодной воде наливались свинцом. Выжимая из организма остатки сил, я продолжал грести.

– Но ты все равно очень хороший, – сказала толстушка. В ее голосе не чувствовалось усталости. Словно мы с нею мирно нежились в какой-то огромной ванне.

– Боюсь, с тобой мало кто согласится, – ответил я.

– А я все равно так считаю!

На очередном взмахе я обернулся назад. Фонарик профессора мерцал далеко позади, но перед нами никакой стены не показывалось. Сколько же нам еще плыть? – подумал я в отчаянии. Предупреди нас старик, что путь неблизкий, я бы хоть силы рассчитывал. И, в конце концов, где же рыба? Или она еще нас не учуяла?

– Я, конечно, деда не защищаю, – вновь послышался голос толстушки. – Но он не злодей. Просто когда увлекается чем-то – забывает про все на свете. Вот и с тобой он хотел как лучше. Пытался спасти тебя, пока ты не попал в лапы Системы. Ему давно уже стыдно за то, что он согласился на эксперименты с людьми. Это было ошибкой...

Я молча плыл вперед. Кто в чем ошибся – теперь уже не имело никакого значения.

– Поэтому ты прости его, – добавила она.

– Прощу я его или нет, какая разница? – ответил я. – Но почему твой дед ушел из Системы в самом разгаре Эксперимента? Если он такой совестливый – мог бы остаться и не допустить новых жертв. Противно на фирму работать – так хоть бы о людях подумал.