2017 - Славникова Ольга

Пока подоспели вызванные работниками музея силы правопорядка, Шведский спуск превратился в кровавую ванну. Малиновые фуражки теснились и уменьшались в числе, точно их ели напиравшие сверху и снизу рабоче-крестьянские массы. Тех, кто пытался выбраться по гладким бортам на травянистый откос, встречали грамотно рассредоточенные стрелки, палившие в упор из самоделок, похожих на протезы с выставленными вперед механическими указательными. Стреляли в том числе и по своим, по перепуганным одумавшимся лицам, моргавшим навстречу толстой свежеиспеченной пуле.

Побоище удалось остановить, только пустив в бесформенное месиво усыпляющий газ. Когда развалились и осели тяжелые кучи дерущихся, когда рассеялась ядовито-радужная дымка, никто поначалу не мог отличить погибших от живых. Мальчики (среди красных тоже оказалось много совсем молоденьких) лежали вповалку, с алыми пулевыми дырками и густыми кровоподтеками на лицах, точно зацелованные старыми жадными любовницами, употребляющими жирную помаду. Число жертв инцидента составило две тысячи сто тридцать два человека. Мэр Тобольска, круглоголовый добряк, известный своим хлебосольством и хорошим ремонтом дорог, поначалу крепился, но на другое утро после битвы вдруг подал в отставку и, отряхивая слезы обеими руками, сияя лицом, точно мокрым серебряным рублем, вдруг начал раздавать налево и направо скандально большие денежные суммы – вследствие чего прокуратура, помявшись, потянув резину, вынуждена была завести на бывшего мэра уголовное дело по экономической статье. Были также арестованы некоторые рьяные участники побоища. Перед телекамерами они уверяли, что на них нашло неизвестное науке помрачение и что теперь их поврежденные мозги работают как радиоприемники, круглосуточно принимая новости и популярные песни. Арестованные и правда все время трясли головами и мычали попсу, что было сочтено симуляцией в целях избежать суда. В СИЗО попали главным образом красноармейцы, но взяли и командира дроздовцев, в миру учителя географии, странно, как сквозь сон, похожего на генерал-майора Михаила Дроздовского – крепкой хрящеватостью, раздвоенным, словно завернутым снизу подбородком, ловкой посадкой железного пенсне. Часть красных ушла по Иртышу на растаявшей в тумане проржавелой барже – по мнению специалистов порта, ходить решительно неспособной. И многие другие чудеса случились в тишайшем Тобольске – какие угодно, только не воскрешения. Дальние, еще непочатые участки кладбищ разом приняли пополнение и сделались похожи на военные биваки; по Шведскому спуску, вымытому с шампунем и огороженному траурными лентами, текли нехорошие, липкие ветерки.

Разумеется, никаких победителей в ряженой революции быть не могло, потому что и самих воюющих сторон, строго говоря, не существовало. Общее впечатление, будто побеждают красные, объяснялось, вероятно, большей их органичностью для неподлинного мира, потому что самая их выразительная, знаковая форма изначально создавалась как маскарадная. Крылов не помнил точно (остатки исторического образования утекали в прорехи судьбы), для какого события по распоряжению последнего российского государя создавались шапки-«богатырки», впоследствии буденовки, и шинели с «разговорами»: не то для трехсотлетия Дома Романовых, не то для русского парада Победы в Берлине, намеченного на лето 1917 года. В каком-то смысле этот призрачный, никогда не бывший парад тоже требовал осуществления и гнал юнцов с пятиконечными звездами во лбу на кровавые репетиции.

Так или иначе, «русский стиль», разработанный затейливым Васнецовым под влиянием грезы о богатырских заставах и стрельцах-молодцах, не мог не порождать такой же исторической мечтательности в слабом впечатлительном потомстве. «Нестерпимая мечта», – шептал Крылов колючими небритыми губами, вперяясь в мерцающее окошко телевизора. Теперь его поражал размах, с каким столетие назад готовилось маскарадное действо: большевикам, разграбившим царские военные склады, хватило потешного обмундирования, чтобы одеть реальную армию, раздавившую Россию со всей ее цветной и позолоченной историей. Он думал, что было бы интересно проследить роль грабежа как фактора развития дизайна. Вообще грабеж представлялся теперь Крылову действием метафизическим. Благодаря грабежу что-то из предметов подлинного мира отходит в игрушки, потому что грабитель не понимает их назначения. А что-то невсамделишное, как вот маскарадные мундиры, вдруг приобретает подлинность и переворачивает мир.