Глядя на солнце - Барнс Джулиан

— А подсыпать сахару нельзя? — спросила она, впервые отхлебнув светлое пиво.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я совсем забыл. Возьму для вас что-нибудь еще.

В следующий раз он взял для нее того же пива, а затем протянул ей бумажный фунтик. Она высыпала сахар в кружку и взвизгнула. Вспенившееся пиво выплеснулось за край, поползло к ней, и она спрыгнула с табурета.

— Все шуточки шутим, сэр? — сказал бармен, вытирая стойку. Майкл рассмеялся. Джин смутилась. Он думает, что она дурочка, ведь верно? Хозяин пивной, конечно, подумал, что она дурочка.

— Знаете, сколько бутербродов взял с собой Линдберг, когда летел через Атлантический океан?

Майкл растерялся — и не только из-за вопроса, но, главное, из-за неожиданно властного тона, каким он был задан. Может быть, это загадка. Да, конечно. И он послушно ответил:

— Не знаю. Так сколько бутербродов взял с собой Линдберг, когда летел через Атлантический океан?

— Пять, — сказала она категорично, — но съел только полтора.

— А! — Только это он и сумел сказать.

— Но почему он съел только полтора, как по-вашему? — спросила она.

Или все-таки это загадка?

— Не знаю. Так почему он съел только полтора?

— Не знаю. — А!

— Я подумала, может быть, вы знаете, — разочарованно сказала она.

— Возможно, он съел только полтора потому, что захватил их из буфета, а они оказались черствыми.

Они засмеялись главным образом потому, что разговор не совсем иссяк.

Очень быстро Джин предположила, что любит его. Наверное, да, ведь правда? Она все время о нем думала, не могла уснуть и придумывала всякие фантазии. Ей нравилось смотреть на его лицо — оно представлялось ей завершенным и интересным, и мудрым, и вовсе не мясистым, как ей почудилось в первую минуту, а красные пятна, которые вспыхивали у него на щеках, указывали на характер. Она побаивалась рассердить его и полагала, что он как раз такой мужчина, который будет о ней заботиться. Если это не любовь, так что же?

Как-то вечером он провожал ее домой, а над ними было высокое тихое небо, небо, свободное от облаков и самолетов. Он напевал вполголоса, словно про себя, с неопределяемым американским акцентом международных шансонье:

• Орел — мы поженимся, крошка,
• Решка — круиз нас ждет впереди.
• Орел! Так беги же, родителей предупреди.

Потом он замурлыкал только мотив, без слов, а она воображала, что слышит слова снова и снова. Так продолжалось, пока они не подошли к калитке, пропитанной креозотом и увенчанной восходящим солнцем, где Джин крепко прижалась к лацкану его пиджака, прежде чем отпрянуть и вбежать в калитку. Может, это какая-то вредная дразнилка, думала она, вроде шуточек дяди Лесли. Она напела мотив, словно проверяя, но ответа не нашла: просто замечательный мотив.

На следующий вечер, когда они дошли до того самого места, а небо было таким же нежным, она почувствовала, что вот-вот задохнется. Не меняя шага, Майкл продолжил песенку:

• Орел — народим шесть детишек. Решка — кота заведем,
• Орел! Ну, что скажешь? Может, сейчас и начнем?

Она не знала, что сказать. Даже думать не получалось.

— Майкл, мне нужно спросить…

— Ну? — Они оба остановились.

— Когда ты пришел в первый раз… Ведь у нас с затемнением все было в порядке, правда?

— Да.

— Я так и подумала. А потом ты наплел мне всякую ерунду про ступни полицейских.

— Виновен.

— И ты не сказал мне, что в пиво сахар не кладут.

— Не сказал, мэм.

— Так зачем мне надо выходить за такого?

Она замолчала. Обдумывая ответ, он взял ее под руку.

— Ну а если бы я зашел к вам и сказал: «Я просто хочу сказать, что затемнение у вас — лучше некуда, и, кстати, ступни у меня повернуты как полагается, проверьте, если хотите», — ты бы второй раз на меня не посмотрела.

— Да, может быть. — Он облапил ее обеими руками. — И раз уж мы начали разбираться, я хочу еще спросить. — Он чуть нагнулся, словно собираясь ее поцеловать, но она продолжала. Один из вопросов ее детства, но она смутно чувствовала, что им всем нужно найти ответы, прежде чем начнется ее взрослая жизнь. — Почему норки чрезвычайно живучи?

— Еще одна загадка?

— Нет. Я просто хочу знать.

— Почему норки чрезвычайно живучи? Какой странный вопрос. — Они пошли дальше. Он решил, что она не хочет, чтобы он ее поцеловал. — Норки вредные и злобные паршивки, — объявил он, не слишком довольный своим ответом.