Привал - Кунин Владимир

— А по мне, так ничего. — Старшая сестра Зинка оценивающе разглядывала молоденького Вову Кошечкина. — Его малость подкормить — с ним еще и жить можно.

— Такого учить — руки отвалятся.

— Только время переводить.

— Кому что, девоньки. — И Зинка закричала вниз: — Екатерина Сергеевна! Того фрица с раздробленным локтевым суставом готовить к ампутации?

— Готовь! — Васильева отхлебнула из чашки.

— Наркоз местный, общий? — вопила Зинка со второго этажа.

— Местный, местный! У него сердечко паршивое, — ответила Васильева. — А ты, Вовик, отдай все свои бумажечки старшине Невинному, Степану Андреевичу. И давай включайся...

— Куда? — тупо спросил Кошечкин.

— В общественно полезную деятельность нашего здорового и замечательного коллектива. Чему тебя в школе учили? Забирай его, Степа.

— Пошли, Котечкин, — строго произнес Невинный.

— Кошечкин... — упавшим голосом поправил его новобранец.

— Ну Кошечкин, — согласился Невинный. — Айда...

Но тот стоял и не двигался.

— Ты чего? — спросила Васильева. — Иди со старшиной.

— А где мне оружие получить, товарищ майор? — вдруг напряженно спросил Кошечкин.

— Какое оружие?!

— Ну... Воевать.

— А-а-а... — поняла Васильева. — Иди. Без тебя обойдутся.

— То есть как?! — тоненько выкрикнул Вова Кошечкин и чуть не заплакал. — Товарищ майор! Я же воевать прибыл!.. Я же...

— Ты мне тут истерики не закатывай, — резко проговорила Васильева. — Марш отсюда! Кру-гом!

И в эту секунду во двор санитарного батальона на полном ходу влетел «виллис» с белым польским орлом на боку. Из него выпрыгнул капитан Станишевский и бросился к Васильевой:

— Катя! Екатерина Сергеевна! Товарищ майор!..

— Станишевский! — Васильева допила кофе и отбросила в сторону окурок. — Живой?!

Станишевский даже не дал Васильевой подняться со ступенек. Он опустился перед ней на колени и стал целовать ее руки в резиновых хирургических перчатках. Она рассмеялась и прижала его голову к своей груди.

— Ендрусь!.. Живой... — Васильева счастливо и удивленно покачала головой: — Вот уж не чаяла.

Мишка наглухо застегнул свой гестаповский голубой мундир и деловито полез под капот «доджа». Пожилой солдат остервенело застрочил на швейной машинке. Сестры и санитарки медленно и неохотно отлипли от подоконников второго этажа. Шофер Станишевского с преувеличенной тщательностью стал протирать лобовое стекло своего «виллиса». Старшина Невинный осторожно дернул новобранца за рукав.

Ошеломленный Кошечкин этого даже не почувствовал. Он стоял и не мог оторвать глаз от Васильевой и Станишевского. То, что сейчас происходило, казалось ему невероятным! При всех!.. С иностранцем! Они с ума сошли, что ли?! Она же майор! Вот это да!..

Васильева подняла руками голову Станишевского, ласково заглянула ему в лицо.

— Как же я давно не видела тебя, кавалер ты мой верный, Андрюшенька...

Посмотрела поверх его головы на потрясенного Кошечкина и, не меняя интонации, нежно произнесла:

— Вовик... Ну что ты стоишь, как памятник? Я же сказала тебе — иди со старшиной Невинным. Иди, иди.

— А оружие?.. — еще на что-то надеясь, потерянно прошептал Кошечкин.

Но этого Васильева уже не слышала.

Лагерь для военнопленных американцев, англичан, французов, а в последнее время и для итальянцев находился почти в самом городке. Вернее, на выезде из него.

Четыре длинных одноэтажных барака, несколько небольших корпусов различных служб, двухэтажное кирпичное здание — казарма немецкого батальона лагерной охраны — и внушительный, вытоптанный до бетонной жесткости плац для построений. Весь этот «комплекс» был окружен тремя рядами колючей проволоки, а по всему периметру забора, на шести углах, стояло шесть наблюдательных вышек с прожекторами. Помимо прожекторов, на вышках были сооружены небольшие огороженные площадочки под маленькими четырехугольными крышами, под которыми от дождя и ветра спасались часовые, охранявшие лагерь. С земли к этим площадочкам шли аккуратные лестницы с перилами. Все шесть вышек соединялись телефонной связью с караульным помещением и службой коменданта лагеря.

Сейчас вышки пустовали, колючая проволока была в нескольких местах порвана и смята — здесь добротно поработали польские и советские танки. В одном месте, словно гигантская муха, запутавшаяся в паутине, в клубке колючей проволоки застрял полусгоревший немецкий штабной автомобиль. Из него неподвижно свисали чьи-то руки, головы, ноги... Видимо, в последнюю секунду машина с немцами предприняла отчаянную попытку прорваться с ходу, но одолеть собственный забор ей так и не удалось.