Самая лучшая жена (сборник) - Гилберт Элизабет

– Ой, мамочки, – сказал Джеймс. – Вы только поглядите!

– На какую? – поинтересовался Эл.

– На всех! – улыбнулся Джеймс. У него не хватало переднего зуба. Как-то ночью пьяный Томми повалился на него, и Джеймс рухнул на пол с открытым ртом.

– А тебе тут попеть дают? – спросила Эллен.

Джеймс покачал головой. Бывало, он приходил в бар «Большие люди», вставал около сигаретного автомата и начинал петь. Тогда Эллен выключала музыкальную машину и строго приказывала всем замолкнуть, и все слушали Джеймса. По такому случаю он наряжался в костюм, который кто-то выбросил, а он подобрал, в чистые носки и штиблеты. В общем, выглядел прямо как Нат Кинг Коул,[7] а пел лучше. От лампы, висевшей над сигаретным автоматом, на него очень правильно падала тень. Бывало, некоторые слушали его и плакали. Даже трезвые.

– Как поживает мой Томми? – снова спросил Джеймс.

– Он сейчас такой толстый – ты бы его не узнал.

– Он худышкой никогда не был.

– А сейчас прямо как монах. А пьет по-прежнему, как рыба.

– Как рыба-монах, – добавил Эл, и Джеймс расхохотался и обнял его.

Джеймс был в пальто из кожзаменителя. Пальто выглядело так, словно его сшили из кусков обивки автомобильных сидений. Светло-коричневые лоскуты чередовались с серыми и темно-коричневыми.

– Я скучаю по Томми, – сказал Джеймс.

– А мы по тебе, – сказала Эллен. – Загляни как-нибудь. Развлекись на всю катушку.

Джеймс кивком указал на танцовщицу.

– У нас на другой стороне улицы тоже есть девушки, дружок, – сказала Эллен.

Джеймс на этот раз даже не кивнул, а Эллен шепнула на ухо Элу:

– Хочу, чтобы мой народ ко мне вернулся.

Эл понимающе сжал ее руку.

Эллен встала и пошла в туалет. Там все было, как раньше. Все та же надпись на стене над писсуаром: «Я трахал твою мамочку», а пониже другим почерком: «Ступай домой, папуля. Ты пьяный в стельку».

Эллен подкрасила губы, вымыла руки без мыла и вытирать их бумажным полотенцем не стала – так уж она привыкла. Под зеркалом красовалась самая старая из надписей – шутка десятилетней давности: «Три Самые Главные Вещи, Которые Нам Больше Всего Нравятся в Томми. № 1: его здесь нет». Под номерами два и три ничего написано не было.

– Ха, – громко хмыкнула Эллен.

Она пробыла в туалете долго. В дверь несколько раз постучали тихонько, а один раз кто-то сердито забарабанил, но Эллен и не подумала открывать. Когда она наконец вышла, за дверью стояла темноволосая девушка с замысловатым пучком на макушке. Они улыбнулись друг другу.

– Роуз, – сказала Эллен.

– Меня зовут Сэнди. Роуз – моя сестра.

– И точно, вы как сестры.

– Мы все здесь работаем.

– Я слышала. Ну просто как обслуживание коттеджей. Как винный погребок, – уточнила Эллен.

Сэнди промолчала, и Эллен добавила:

– Меня зовут Эллен.

– Знаю.

Женщины стояли и смотрели друг на друга. Сэнди, как и Роуз, была в купальном костюме, но плюс к тому – в шортиках.

– Ну и как бизнес?

– Отлично, – ответила Сэнди. – А у вас?

– И у меня отлично, – солгала Эллен.

– Хорошо, – улыбнулась Сэнди. – Это очень хорошо.

– Ты в туалет?

– Да нет, я тут просто так стою.

– Знаешь моего племянника Эла? – Эллен указала в сторону стойки. – Он тут самый умный.

– Это точно, – кивнула Сэнди.

– Он мне на днях заявил, что влюблен в меня с тех пор, как я его в коляске возила.

– Ну надо же.

– А в девушек в этом баре мужики влюбляются?

– Не знаю. Может быть.

– Я так не думаю, – покачала головой Эллен. – Думаю, им просто нравится глазеть.

– А по-моему, это не так уж важно, – сказала Сэнди.

– Твоему отцу девушки вообще не нравятся. Ты уж извини, что я про это говорю.

– Нас он любит.

– Тебя и твоих сестричек?

– Да.

– А Амбер-ширяльщица ему нравится?

Сэнди рассмеялась.

– Не смейся над Амбер. Она славная. Она из Флориды, бедняжка… Тяжело говорить, – вздохнула Эллен. – Была у меня одна барменша, Кэтрин, так у нее была такая походочка… Люди, бывало, приходили в мой бар в ее смену только для того, чтобы поглядеть, как она ходит туда-сюда. Но твой отец не заходил. Ему мой бар никогда не нравился.

– А его бар вам нравится? – спросила Сэнди с улыбкой.

– Послушай, Сэнди. Я тебе так скажу, – ответила Эллен, – не очень. Понимаешь?

– Само собой, – кивнула Сэнди.

– Я, пожалуй, загляну туда.

Она указала на дверь туалета, Сэнди отошла в сторону, чтобы пропустить ее:

– Конечно.

Эллен вернулась к Элу и заказала еще скотча себе и ему. Верзила Деннис еще не ушел, и Джеймс в своем пальто из кусков автомобильной обивки тоже сидел и разговаривал с Амбер-ширяльщицей.

– Не нравится мне это заведение, – сказала Эллен Элу. – Кто придет в такое заведение?

– Мне тоже не в кайф, – сказала Амбер. Она жевала сэндвич, который вынула из сумки-холодильника. В таких обычно носят упаковки пива по шесть бутылок или органы для трансплантации. А пила Амбер что-то вроде коктейля из рома и кока-колы. – Говенное местечко.

– Тут никто никого не любит, – сказала Эллен, а Эл взял ее руку и крепко сжал. Она поцеловала его в шею.

– Он милашка, – отметила Амбер.

– Помнишь, у тебя барменша была? Виктория? – спросил Джеймс у Эллен. – Вот деваха была, я тебе доложу.

– Она работала вечером по средам, – уточнил Эл.

– Она работала вечером по вторникам, малыш, – поправил его Джеймс. – Уж это ты мне поверь.

– Ты прав, – кивнул Эл. – По вторникам, точно.

– Господи, как я скучаю по этой девчонке.

– Она была хорошей барменшей, – сказала Эллен.

– Да, славное, славное было времечко. Мы его называли «Викторианской эпохой», помнишь? Когда Виктория еще работала.

– Точно, Джеймс.

– Возьми эту девчонку снова на работу. Она – это то, что нам всем нужно.

– Не смогу.

– Тогда «Большие люди» это же было просто святое место. Мы пили из рук этой треклятой девчонки.

– Теперь у нее детишки в начальной школе, – сказала Эллен.

– Теперь таких девчонок не выпускают. Вот так вот.

– Таких девчонок выпускают всегда, – возразила Эллен. – Их выпускают, дружок, и одна из таких сейчас стоит за стойкой в моем баре прямо сейчас. Это я тебе говорю, если ты соскучился по шикарным девочкам.

– Кто? – спросил Эл. – Мэдди? Только не Мэдди. Вряд ли.

– А я не все время вот так пью, – неожиданно призналась Амбер-ширяльщица. – Знаете, бывает, по две недели не пью.

Все замолчали и уставились на Амбер.

– Хорошо, птичка, – сказала Эллен. – Это просто замечательно. Хорошая девочка.

– Конечно, – кивнула Амбер. – Нет проблем.

Уолтер, трудившийся за стойкой, снова поменял музыку, и на сцену поднялась очередная танцовщица.

– Ничего себе, – ахнул Эл.

– Понимаю, малыш, – согласился Джеймс. – Уж мне-то можешь не говорить.

Она была блондинкой, но не натуральной, с темными бровями и короткой стрижкой, ровно обрамлявшей круглое личико. На ней были сетчатые чулки с резинками, туфли в стиле сороковых годов с толстыми высокими каблуками и короткий розовый пеньюар с завязками на груди. Она жевала резинку, и как только зазвучала музыка, она посмотрела на Эла и выдула пузырь.

– Господи Иисусе, – прошептал он.

– Эта девчонка просто конфетка, – признался Верзила Деннис.

Она немного потанцевала в пеньюаре, затем сняла его и небрежно положила у ног. Повернулась к залу обнаженной грудью. Соски у нее были красивые и маленькие, будто изюминки на кексе.

– Она хороша, – шепнула Эллен Элу.

– Эллен, – сказал он. – Я бы эту девчонку ложкой ел. Правда.

– Горячая булочка, верно? – не унималась Эллен.

«Булочка» устроила настоящее представление. Она работала всем сразу – и жевательной резинкой, и чулками, и пухлыми изящными руками. И туфлями, и животом, и бедрами. На нее невозможно было не смотреть. Все и смотрели.

– Знаешь, какое у меня чувство? – спросила Эллен у Эла. – У меня такое чувство, будто я гляжу на сладости, понимаешь? В витрине кондитерской.

– Ням-ням, – серьезно проговорил Эл. – Ням-ням.

– На этой девчонке можно сыр плавить.

– Знаешь, бывают такие трубочки с кремом? – спросил Эл. – Они хрустят, и крем из них прямо вылезает.

– Ага.

– Вот она – будто крем из такой трубочки.

Девушка танцевала перед зеркалом и смотрела на себя. Она прижала руки к своим отраженным в зеркале рукам и поцеловала свои отраженные губы.

– В заведениях со стриптизом всегда так, – ухмыльнулся Верзила Деннис. – Вечно у них зеркала перемазанные.

– Знаешь, что она оставила на этом зеркале? – спросил Эл. – Сливочное масло.

– У нее на губах не помада, – подхватила Эллен. – А сладкий крем.

Эл рассмеялся и крепко прижал к себе Эллен, а она обняла его за плечи.

– Тебе стоило бы дать ей денег, – сказала она.

– Ни за что.

– Это будет круто. Я пойду с тобой. Ей понравится. Она подумает, что мы с тобой муж и жена и что наш доктор посоветовал нам прийти сюда, чтобы потом у нас был хороший секс.