Вся la vie - Трауб Маша

   – У вас, как всегда, шаром покати, – вместо «здравствуй, доченька», сказала мама.

   – Там йогурты есть.

   Мама даже не ответила. Йогурты в ее понимании не еда.

   Мама всегда готовит на маленький аул. Потому что если меньше, то нет смысла затевать. У меня ей все не нравится – кастрюли слишком маленькие, сковородки слишком плоские, мясо слишком постное, капусты слишком мало. После мамы исчезают мука и подсолнечное масло. На кухню не зайти – стоит чад. И вообще лучше не заходить – мама найдет работу. Почистить картошку, порезать помидоры. Она продолжает бурчать – долго чищу, слишком мелко режу…

   – Мам, ну зачем столько колбасы? – спрашиваю я. В холодильнике лежит батон. Мы не съедим даже половину. – Мам, ну куда столько блинов? И варенье. Ну зачем ты опять привезла варенье? Оно прокиснет.

   Мама бросает деревянную лопатку и начинает плакать.

   – Нет чтобы спасибо матери сказать. Вечно ты всем недовольна. Не нравится – вообще больше приезжать не буду. Стараешься, стараешься, слова доброго не услышишь.

   Мы с мамой следуем сценарию. Это повторяется каждый раз. И каждый раз я начинаю убеждать маму, что мне все нравится, что очень вкусно. Мама не верит. Я давлюсь блинами. Мама все равно не верит.

   – А котлеточку попробуй? – просит почти оттаявшая мама. На часах девять утра. Я йогурт в девять утра съесть не могу, не то что котлеточку.

   – Не хочу, попозже.

   – Я так и знала, что тебе не понравится! – Мама опять бросает деревянную лопатку. В этот момент на кухню заходит муж и ест блины с котлетами. Мама зятя очень любит. И подкладывает ему на тарелку сырничков. Только-только с плиты. Муж запихивает в рот сырник. И запивает большим глотком чая. Чтобы проглотить. Потому что если он откажется, мама бросится в коридор, сорвет с вешалки свою куртку и с криком: «Все, и не зовите меня больше. Никогда!» – начнет уходить. Мы будем долго ее возвращать и в знак примирения сядем есть сырники.

   После таких завтраков муж еще долго не может собраться с мыслями. Организм переваривает пищу. Куда-то собирались ехать? Надо что-то сделать?

   Только Вася радуется ранним приездам бабушки. Потому что бабушка на кухне – это весело. Я не разрешаю ему играть на кухне, а бабушка разрешает. И даже показывает, как лучше это делать. Как-то она ему показала, что ломтик картошки скользкий. Можно подложить его подо что-нибудь тяжелое и сдвинуть. Вася начал двигать мебель в квартире. Засохшие кругляшки картошки я находила по всем углам. Или шкурка банана – не простая, а волшебная. Можно наступить и поскользнуться. Вася стерег папу из ванной, чтобы папа наступил на банановую кожуру. Папа наступать не хотел. Вася требовал, чтобы наступил. И чтобы непременно упал.

   Бабушка разрешает Васе разбивать яйца для блинов. Вася радостно бьет десяток. Роняет в тарелку скорлупу, вылавливает ее, играет в кораблики в яичном море. Бабушка в это время запихивает ребенку в рот пятый по счету блин – с икрой и вареньем. Сразу чтоб полезно и вкусно. Вася, увлеченный игрой, жует.

   – Мама, ему сейчас плохо будет, – пытаюсь вмешаться в процесс я.

   – Это ему у вас плохо. А со мной ему всегда хорошо. Он и плачет у вас от голода. А вы его все воспитываете. Лучше бы накормили ребенка.

   Меня в детстве мама держала на диете. Мама утверждает, что всего неделю. Я помню, что очень долго.

   Она отправила меня к бабушке, а когда приехала через месяц, не узнала. У меня появились щеки и складки на животе. На завтрак бабушка жарила мне, семилетней, яичницу из трех яиц, намазывала масло на хлеб толстым слоем и ставила кружку какао. Мама, накричав на бабушку за то, что она раскормила ребенка, забирала меня. Бабушка плакала. В обед мама ставила передо мной тарелку с пустым бульоном и давала половинку от кусочка черного хлеба. Я роняла в бульон слезы и ждала воскресенья. По воскресеньям мама вела меня в кулинарию и покупала одно песочное кольцо с орешками. Я запихивала кольцо в рот, давилась и до следующего воскресенья роняла слезы в пустой бульон. И все время просилась к бабушке.

   Когда мы на месяц отдали Васю моей маме, то, приехав забирать, ребенка не узнали. У Васи появились щеки и складки на животе. Вася ел яичницу из трех яиц и запивал какао. Мама сидела и смотрела, как внук ест. А потом бегала за ним по участку с тарелкой, догоняла и запихивала в рот то яблоко, то булку с сахаром, то пирожное. Я сказала маме, что она раскормила ребенка. Мама заплакала. Забрав Васю, я лишила его сладкого. Вася все время просился к бабушке.

   – Ты там ешь что-нибудь? – спрашивает меня мама, когда я ей звоню.

   – Ем.

   – Ничего ты не ешь. На тебя уже смотреть страшно. Вот знаешь, когда ты мне нравилась?

   – Когда?

   – На девятом месяце беременности. Такая красивая ходила. Толстая. Даже ямочки на щеках были.

   После маминой готовки на кухне нужно делать ремонт, а плиту проще выбросить, чем отмыть. Весь стол заставлен кастрюлями и тарелками под пищевой пленкой. Мама стоит рядом и смотрит торжествующе. Уставшая, замотанная, с красными от мытья посуды руками, горящими от ныряния в духовку щеками, но счастливая.

   – Ну что, вам хватит на пару дней?

   Еды хватит на маленький аул и большой областной центр. Потом мама обязательно позвонит и спросит – ели? Сколько ели? А что именно ели? Утку или курицу? Щи или борщ? Я скажу, что ели все вместе.

   Историческая память короткая. Вкусовая – долгая. Мама – послевоенный ребенок. Бабушка уезжала на три дня в командировку, оставляя детям таз с пирожками. Мамино любимое блюдо до сих пор – арбуз с хлебом. На обед. Как в детстве. Или хлеб с маслом и сахаром. Или подсушенные в духовке квадратики серого хлеба с солью.

   Я, маленькая, помню, как мама пришла домой вечером почти счастливая – она устроилась на работу в Роспосылторг. Это означало, что она сможет «доставать» продукты. А продукты – это свобода, которую не купишь даже за деньги. За банку икры меня перевели в хорошую группу детского сада. За коробку конфет назначили прогревание носа в поликлинике. За коньяк маме «отложили» софу в мебельном. За шоколадку в кассе нашли билеты на поезд к бабушке.

   Мама действительно замечательно готовит. Главное, не видеть сам процесс. И не попадаться под руку. У мамы есть свои секреты. Она их никому не выдает, даже мне. Но некоторые я знаю.

   Мама жарила блины – когда она приезжает к нам, всегда жарит на завтрак блины. Я попала под сковородку.

   – Неужели нельзя нормальную сковородку купить? Сколько раз просила, – начала мама. Нормальная сковородка в ее понимании – в два раза больше обычной. Блины получаются размером с дно тазика. Один съел – и умер. А у меня все сковородки маленькие. «Пиндюрошные», как называет их мама. В общем, мама привезла свою. Разбила яйца, налила молока. И поставила миску под кран с водой.

   – Мам, что ты делаешь? Есть же нормальная вода, в бутылках, – вмешалась я.

   – Лучше уйди по-хорошему.

   У мамы самые вкусные блины. Секрет, видимо, в водопроводной хлорированной воде, а не из источника, разлитой по бутылкам. Сковородка упала мне на голову из шкафа. Она немытая, завернутая в пакет. Я вытащила ее из пакета и помыла. В следующий свой приезд мама сказала, что я все испортила – оказалось, что сковородку не надо было мыть. Из-за масла.

   В следующий свой приезд мама решила напечь пирогов с капустой. Я должна была съездить и купить кочан. Я, конечно же, забыла. К тому же капуста была – полкочана. А сколько на пирог надо? Маме надо было много.

   – Я же тебя просила.

   – Мам, да там хватит. Ну, забыла.

   – Давай сейчас сходи в ваш овощной киоск.

   Я собиралась спокойно сходить в душ, накраситься и поехать на встречу. За капустой никак не собиралась.

   – Не пойду.

   – Почему?

   – Не хочу.

   Это единственный мой ответ, на который мама не умеет реагировать. Еще с детства.

   – Машенька, в школу опоздаешь, – говорила она мне.

   – Я не пойду сегодня в школу, – отвечала я.

   – Почему?

   – Не хочу.

   Мама, вот прямо как сейчас, застывала на пороге.

   Я сходила в душ и заглянула на кухню. На запах. На плите в кастрюле что-то варилось. Капуста. Я подошла и понюхала. Варилась квашеная капуста. С морковкой. Мама привезла пакет с рынка. Она считает, что зять ее любит. Зять ее, конечно, любит. Но по случаю – к водочке там. А вот так, чтобы просто – нет. Но мама возит ему эту квашеную капусту килограммами.

   – Мам, а зачем ты капусту эту варишь?

   – Уйди по-хорошему. А то я сейчас сорвусь. Будет тут ходить и нос мне в кастрюли совать.

   Так вот, если нет капусты обычной, можно сварить квашеную.

   Еще мама печет пироги с вареньем. Опять же потому, что я забываю купить три килограмма яблок, а килограмма маме мало. В начинку идет засахарившееся варенье, мамой же и привезенное полгода назад и засунутое мной подальше в холодильник. Мама находит варенье и не радуется: