Вся la vie - Трауб Маша

   Однажды Настьку пришла забирать не мама, а тетя. Тетя заняла собой всю раздевалку. Она стояла, ждала, пока Настька соберется, под восхищенно-завистливыми взглядами Зинаиды Ивановны и других родительниц. Тетка была красавицей. Красавицей ее делала настоящая, длинная, шуба из чернобурки.

   Я подошла к этой женщине, протянула руку и осторожно погладила по рукаву. Дня через два, вечером перед сном, мама зашла ко мне в комнату погасить свет. Я лежала под одеялом, вытянувшись в струнку.

   – Машенька, что случилось? – спросила мама.

   – Мам, Мурка пропала.

   Муркой звали нашу общую детсадовскую кошку. Приблудилась, прижилась. Мурка периодически пропадала, но всегда возвращалась, тяжело перебегая через дорожки – живот мешал. Мурка рожала красивых котят. Некоторых даже забирали. Остальных куда-то уносила сторожиха.

   – Так она, наверное, опять к Тихону ушла, – сказала моя мама.

   Тихоном звали мифического Муркиного мужа, отца всех Муркиных котят. Это нам рассказала Зинаида Ивановна. Чтобы мы не переживали, когда Мурка пропадает. Мол, есть у Мурки муж – кот Тихон. Живет в соседнем детском садике. Работает там – мышей ловит. Мурка по нему скучает и убегает к нему в гости. А Тихон не может к Мурке переехать, хотя тоже скучает. Не бросишь же работу. Мыши всю крупу съедят, и Тихона уволят. Вот Тихон выходит вечером после работы на улицу и мяукает громко. А Мурка ему отвечает. Так они разговаривают. Тихон говорит, что любит Мурку, а Мурка отвечает, что ждет его и скоро прибежит повидаться. Мы каждый раз слушали эту историю раскрыв рты, и когда Мурка возвращалась от Тихона, всегда несли ей что-нибудь вкусненькое. Колбаску, котлетку. Потому что всегда после возвращения у Мурки должны были родиться котята. Когда сторожиха уносила куда-то невостребованных котят, Зинаида Ивановна говорила нам, что их несут жить к папе. Чтобы ему одиноко не было.

   – А вдруг Мурку поймали и сшили из нее эту шубку для Настькиной тети? – спросила я у мамы.

   – Ну что ты, Машенька, одной бы Мурки на шубу не хватило, – ответила мама.

   – Значит, они и Тихона поймали, и котят. – Я заплакала.

   – Машенька, почему ты решила, что шубку из Мурки сшили?

   – Я же ее трогала. Шуба такая же, как Мурка. Мягкая и теплая. Волосики на шерстке длинные.

   – Маша, шубы из кошек не шьют. – Моей маме нужно было садиться за «левую» работу, и она решила прекратить спор.

   – А из кого шьют?

   – Из кроликов, лисиц, нутрии.

   – А шубу для Настькиной тети из кого сшили?

   – Из лисицы.

   – А у той лисички были муж и детки?

   – Нет.

   – А ее в лесу поймали?

   – Нет, таких лисичек на ферме выращивают. Специально.

   – Их там кормят?

   – Кормят.

   – И молочко пить дают?

   – Дают.

   – А потом убивают?

   – Да.

   – Мама, ты злая! Ты злая! – Я рыдала и елозила потной головой по подушке. Молотила по материнской руке кулаками и пихалась ногами.

   – Почему, Маша? Почему я злая? Успокойся.

   – Ты знаешь, что лисичек убивают, и не запрещаешь им. Скажи им, чтобы они лисичек не трогали. Скажи. Сейчас скажи.

   – Скажу. Обязательно. Успокойся.

   – У каждого есть свои дела и обязанности, у всех. У меня, у папы, у брата, – втолковывала я младшему, Васе, требуя, чтобы он убрал свои игрушки. – Ваня, вот ты что в детстве должен был делать?

   – Не помню, – ответил старший.

   – Мусор выносить, цветы поливать, за хлебом ходить, – пыталась подсказать я, потому что мне нужен был конкретный пример для аргументации.

   – Не помню, – повторил Ваня.

   – А ты что должен был в детстве делать? – обратилась я к мужу, делая страшное лицо. Пусть только попробует сказать «не помню».

   – Я в химчистку ходил, – сказал муж. – Даже в две. В ближней только рубашки принимали, а в дальней – все остальное.

   – А рубашки-то зачем сдавать? – удивился Ваня. – Их же можно в стиральной машине постирать. Я даже куртку в машинке постирал.

   – Тогда таких машинок не было.

   Не знаю, как у мужа, но у нас была зверь, а не машинка. Сначала нужно было вытащить резиновый шланг и натянуть его на кран. От напора воды, не всегда регулярного, шланг все время срывало. Брызги летели и из крана, и из шланга. Прямо в лицо. Моя мама одной рукой держала шланг на кране, другой расправляла «загибы». Рук не хватало, шланг перегибался, его опять срывало, мама ругалась, как водопроводчик.

   Какую дозу порошка готова была употребить по назначению наша машинка, мы так и не узнали. Сколько бы ни насыпали, в середине стирки машинка начинала плеваться пеной.

   Отключать ее было нельзя. Не знаю, как у всех, но наша после отключения снова не включалась. Ей требовался отдых.

   О функции сушки можно было только мечтать. Белье приходилось доставать, перекидывать в ванную и выжимать вручную. Весь пол после такого перекидывания был мокрый. Моя мама однажды поскользнулась и упала. Мало того что рукой об машинку ударилась, так еще и в пододеяльнике запуталась. Я, маленькая, тогда прибежала на грохот. Мама сидела на полу, вся мокрая, с пододеяльником на голове, пинала ногой машинку и при каждом ударе говорила: «Скотина такая!»

   Хотя нет, сушка в машинке была. Только ею нельзя было пользоваться. Потому что на быстрых поворотах барабана машинка начинала скакать по ванной. Бодренько так, сколупывая плитку на полу. Мама держала ее двумя руками, но машинка все равно умудрялась доскакать до порожка.

   Когда белье было отжато, требовалось слить воду. Вода сливалась через отверстие внизу. Когда-то для слива прилагался шланг, но мы его потеряли. Поэтому воду сливали в тазик. Не просто, а с низкими бортами. Нормальный таз под машинку не влезал. Опять же надо было следить и воду из таза вовремя выливать.

   Мама всегда стирала в подвернутых брюках. После стирки, при всех ее усилиях, уровень воды на полу доходил до критической отметки залива соседей.

   Белье мы развешивали на веревках над ванной – балкона в нашей квартире не было. Веревки под тяжестью опускались все ниже и ниже. Белье сохло долго. Мама его все время двигала – то к стенке, чтобы принять душ, то обратно.

   Самое смешное, что моя игрушечная стиральная машинка вела себя точно так же, как большая. Мама подарила мне эту игрушку на день рождения. В машинку влезал один носовой платок или один гольф. По одному стирать мне было неинтересно, и я запихнула в нее майку и колготки. «Стиралка» стала плеваться пеной и прыгать по ванной.

Кстати, стиральные порошки тогда тоже были в дефиците. Во всяком случае, я помню, как мама терла на терке хозяйственное мыло для взрослых вещей и «Детское» – для моих.

   Когда родился Вася, мама приехала ко мне с пакетиком.

   – Что это? – спросила я.

   – Мыло «Детское» натерла, – сказала мама.

   Она, конечно, знала, что в магазинах есть все – гели, ополаскиватели, порошки специально для детского белья, но сработал инстинкт. Ребенок родился – нужно покупать терку для мыла.

   – Все, в следующий раз пойдешь в прачечную, – говорила моя мама после очередной большой «постирушки».

   Я начинала стонать. Потому что пришивать метки, срезать метки, спарывать пуговицы, пришивать пуговицы обратно входило в мои обязанности.

   Я помню, что метки на белье пришивались в строго определенном месте – в правом нижнем углу пододеяльников и простыней и внутри наволочки. В нашей прачечной было и другое требование – пришивать метки только белыми нитками. Я как-то пришила метку не в то место и не тем цветом. Так до сих пор помню свой позор. Женщина-приемщица на глазах у всей очереди меня отругала и посадила на диван перешивать. Еще и показала, какие должны быть стежки – ровненькие и частые.

   Правда, получать белье мне нравилось. Там стояла хорошая тетенька. Она заворачивала стопку в коричневую плотную бумагу и перетягивала сверток бечевкой. Каждый раз по-разному. То завязывала бантиком, то делала ручку.

   Белье пахло крахмалом. Вечером, чтобы застелить постель, я расправляла слипшуюся ткань руками. Уголки всегда были закрахмалены намертво.

 С моей подругой Ирой случилась история. Она приехала ко мне ее рассказать. Я смеялась. Она тоже. Хотя, если честно, ничего смешного.

   Ира живет одна – ее мама, женщина с активной жизненной позицией, вышла благополучно замуж и переехала к мужу. Когда мама сообщает, что приедет проведать дочь, Ира задерживается на работе. Потому что мама плюнула устраивать Ирину личную жизнь и теперь устраивает ее быт. Последний месяц только и разговоров телефонных было, что о новых стеклопакетах в квартире, которые Ира должна непременно поставить. Потому что жить без стеклопакетов, с точки зрения Ириной мамы, неприлично. Живет Ира на первом этаже, уходит рано, приходит поздно. И в окна смотреть не успевает, потому как устает. И шума не слышит по той же причине. Ложится и засыпает. Жила она со старыми окнами тридцать лет и еще тридцать прожила бы. В ее спальне до сих пор висят дефицитные обои в ромашку производства ГДР, и теперь Ира ими даже гордится.