Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет - Панюшкин Валерий

Я не очень верю, что статью «Кризис либерализма в России» за Ходорковского написал Белковский. Соображения у меня стилистические. В письме, полученном мною из «Матросской Тишины», часто употребляются бессмысленные лишние тире. Любовь к тире свойственна людям образованным (считают важным писать правильно), но не гуманитарным: когда они не знают, какой следует поставить знак препинания, ставят на всякий случай тире. Политтехнолог Белковский тоже любит тире, но никогда не ставит лишних.

А в письме, полученном мною, и в письме «Кризис либерализма…», и в письме «Левый поворот» лишних тире предостаточно. Я видел несколько писем Ходорковского, адресованных разным людям. Всюду лишние тире, все эти письма писал один человек, и если не Ходорковский, то, стало быть, какой-нибудь политтехнолог ведет за Ходорковского всю его обширную переписку.

Не слишком ли сложно?

Впрочем, лидер «Яблока» Григорий Явлинский, прочтя «Кризис либерализма в России», в авторстве сомневаться не стал, но сказал, что нельзя всерьез обсуждать письмо, написанное человеком в российской тюрьме. Несвобода автора сама по себе, если верить Явлинскому, исключает свободное выражение мыслей.

А могли ведь и оказывать давление. А может же быть написанное в тюрьме письмо и скрытою просьбой о помиловании, или скудным публичным проявлением тайных переговоров или тайной политической игры, ведущейся Ходорковским или вокруг Ходорковского без ведома читателей газеты «Ведомости».

Так или иначе, Ходорковский пишет: «Русский либерализм потерпел поражение потому, что пытался игнорировать, во-первых, некоторые важные национально-исторические особенности развития России, во-вторых, жизненно важные интересы подавляющего большинства российского народа.

И смертельно боялся говорить правду.

Я не хочу сказать, что Чубайс, Гайдар и их единомышленники ставили перед собой цель обмануть Россию.

Многие из либералов первого ельцинского призыва были людьми, искренне убежденными в исторической правоте либерализма, в необходимости „либеральной революции“ в усталой стране, практически не знавшей прелестей свободы. Но к этой самой революции либералы, внезапно получившие власть, подошли излишне поверхностно, если не сказать легкомысленно. Они думали об условиях жизни и труда для 10 % россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма. А забыли про 90 %. Трагические же провалы своей политики прикрывали чаще всего обманом.

Они обманули 90 % народа, щедро пообещав, что за ваучер можно будет купить две „Волги“. Да, предприимчивый финансовый игрок, имеющий доступ к закрытой информации и не лишенный способности эту информацию анализировать, мог сделать из приватизационного чека и десять „Волг“. Но обещали-то всем».

Конец цитаты. Если бы только это! Если бы только несправедливой приватизацией отравлены мы были по итогам девяностых годов. Тогда, в начале девяностых я, честно говоря, думал, что священная борьба за свободу сделает нас всех лучше. Но, во-первых, эта борьба не была борьбой за свободу, а во-вторых, она сделала нас чудовищами. Каждый человек, я думаю, совершил в девяностые годы нечто такое, что накануне еще казалось бы ему позором и мерзостью, а теперь вот совершил и живет с этим.

Девяностые годы начинались так. Президент Горбачев, когда случился в Москве августовский путч 1991 года, оказался заперт на своей даче в Форосе (если верить, что его заперли насильно, и он не осведомлен был о заговоре и не был его пассивным участником). Силовые министры, члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) захватили власть, но не смогли ее удержать, и ничего им за это не было, только несколько месяцев тюрьмы. С тех пор в России можно силовикам захватывать власть, и ничего им за это не бывает. Только генерал Пуго сохранил в истории с августовским путчем честь — застрелился, если верить, будто можно сначала застрелиться, а потом аккуратно положить пистолет. Смерть генерала Пуго заставляет думать, что путчисты и впрямь верили, будто своим путчем спасают страну, так понимая ее спасение. Мы же в кольце врагов. И самый искренний из путчистов погиб.

Во время путча в Москву были введены войска. Некоторая часть народа строила баррикады на улицах.

По большей же части народ безмолвствовал, и с тех пор в российской политике принято принимать в расчет не народ, а лишь небольшую его часть. Чтобы войти в Москву, войскам надо было нарушить присягу, данную на верность народу. Если бы военные отказались войти в Москву, то не подчинились бы приказу, то есть все равно нарушили бы присягу, в любом случае нарушили бы. Через три дня военные перешли на сторону защитников Белого дома, то есть в три дня нарушили присягу дважды. Чего с тех пор стоит в России военная присяга?