Кафка на пляже - Мураками Харуки

Не выпуская из рук банку с пепси, Хосино покачал головой. «Нет, так не пойдет, – думал он. – Нельзя здесь камень оставлять. Не будет Накате покоя на том свете, если все так бросить. Он из тех, кто не успокаивается, пока дело до конца не доведет. Не успел – батарейка кончилась. Важную работу не доделал, но не по своей же вине».

Смяв алюминиевую банку, Хосино бросил ее в мусорное ведро. Но жажда не оставляла. Вернувшись на кухню, парень взял из холодильника еще одну банку пепси, потянул за кольцо.

Как-то раз Наката сказал ему, что хотел бы хоть на время стать грамотным, чтобы что-нибудь прочесть. Тогда бы он пошел в библиотеку, выбрал какую-нибудь книжку. Его желание не исполнилось – умер. Может быть, в другом мире, где Наката стал нормальным человеком, он грамоте научится, но в этом у него так и не получилось. А напоследок вообще наоборот вышло: то, что можно читать, он сжег. Превратил в ничто все, до последнего словечка. Ирония судьбы… А раз так, значит, надо исполнить еще одно его последнее движение. Закрыть вход. Это очень важно. «Ведь ни в кинотеатр, ни в океанариум я его так и не сводил», – подумал Хосино.

Покончив со второй банкой пепси, парень подошел к дивану, наклонился и попробовал приподнять камень. Не тяжелый. Легким, конечно, не назовешь, но, слегка напрягшись, Хосино без труда оторвал его от пола. Когда они с Полковником Сандерсом несли камень из храма, он был по весу примерно такой же. Как гнет, которым придавливают овощи, когда готовят соленья. «Сейчас это обыкновенный камень, – размышлял парень. – Зато когда лежит у входа, его черта с два поднимешь. А когда легкий – самый обычный камень, каких много. Но если происходит что-то особенное, он наливается небывалой тяжестью, становится „камнем от входа“. Ну, если, к примеру, на город гроза налетит…»

Хосино подошел к окну, отодвинул занавеску и, выйдя на лоджию, посмотрел на небо. Как и накануне, его затягивала пепельная облачная пелена, но дождя или грозы пока не намечалось. Напрягая слух, Хосино, принюхиваясь, втягивал воздух, однако ничего необычного не уловил. Статус-кво сохранялось. Похоже, это была главная тема дня.

– Вот такие дела, отец! – обернулся он к мертвому Накате. – Выходит, нам с тобой придется сидеть в этой комнате и покорно ждать, когда это особенное случится. Но что это может быть? Понятия не имею. Когда это произойдет, тоже не известно. Если дело будет плохо – сейчас все-таки июнь, – твое тело начнет постепенно разлагаться. Запашок пойдет. Может, тебе это слышать неприятно, но ничего не поделаешь. Против природы не попрешь. Так что чем дальше в лес – то есть, чем дольше я буду молчать и не говорить ничего полиции, – тем хреновей мои дела. Ну, ничего. Постараюсь сделать все, что смогу, а уж ты пойми мое положение.

Ответа, естественно, не последовало.

Хосино бесцельно мерил шагами комнату. Может, Полковник Сандерс позвонит? Уж он-то наверняка знает, что делать с камнем. Поддержал бы, что-нибудь дельное посоветовал. Однако сколько Хосино ни глядел на телефонный аппарат, звонка так и не дождался. Телефон хранил молчание, погруженный сам в себя, и больше ничто его не занимало. В дверь ни разу не постучали, почтальон не приходил. Вообще не происходило ничего особенного. Погода неприятных сюрпризов не преподносила, и предчувствий никаких не было. Время бесстрастно отмеряло свой бег. Миновал полдень, день тихо уступил дорогу вечеру. Стрелки электронных часов на стене скользили по глади времени, как жук-плавунец по воде, а мертвый Наката так и лежал на кровати. Аппетита у Хосино почему-то не было совсем. Ближе к вечеру он выпил еще банку колы и будто по обязанности сжевал несколько крекеров.

В шесть Хосино уселся на диван, нажал кнопку на пульте телевизора. Посмотрел программу новостей «Эн-эйч-кей». Так, ничего интересного. Самый обыкновенный, ничем не примечательный день. Новости кончились, он выключил телевизор. Что за голос у этого диктора… Вот зануда… За окном совсем стемнело. С приходом ночи в комнате стало еще тише.

– Эй, отец! Очнись ты хоть на минутку! Хосино-кун влип маленько. Ну, подай голос.

Наката, конечно, не отвечал. Он по-прежнему пребывал по ту сторону водораздела – безмолвный, неживой. Стояла такая тишина, что стоило, казалось, напрячь слух – и услышишь, как вращается земля.

Хосино прошел в гостиную, поставил на проигрыватель компакт-диск с «Эрцгерцогом». При первых же звуках из глаз сами собой потекли слезы. Поток слез. «Ого! Интересно, когда это я плакал в последний раз?» – подумал парень, но так и не вспомнил.