Подземка - Мураками Харуки

Из дома он вышел в 7:33. Думаю, сел на поезд линии Хибия, который отправлялся от Кита-Сэндзю в 7:37. Проводив мужа, я убрала посуду и стала смотреть телевизор, программу «Бодрое утро». Вскоре передали, что на станции Цукидзи, линия Хибия, что-то произошло. Но мой муж должен был ехать по линии Маруноути, и это не имело к нему отношения.

В половине десятого мне позвонили из фирмы и сказали, что мой муж, кажется, попал в инцидент. Обещали перезвонить. Через десять минут снова позвонили и сказали, что его отвезли в больницу Накадзима. Сказали, что по факсу пришлют адрес больницы. Я позвонила в больницу, но там был полный хаос, и ничего толком ответить не могли. Дескать, мы не можем за всеми уследить. Я положила трубку и стала ждать звонка. Около десяти раздался звонок: положение очень серьезное, срочно поезжайте в больницу. Одевшись, я только собиралась выйти из дома, как снова зазвонил телефон. Он только что скончался. Вероятно, это звонил начальник мужа. Держитесь, г-жа Вада, держитесь, только и говорил он.

Я вышла из дома, но не знала, куда ехать. Метро не работало. Хотела у станции взять такси, но там уже была очередь человек в пятьдесят. Так ничего не получится, подумала я и побежала на фирму такси, которая была рядом с домом, но там тоже не оказалось машин. Попробовали вызвать по рации, но машина никак не приходила. К счастью, человек из компании заметил свободное такси у железнодорожного переезда неподалеку.

Тело мужа из больницы уже отправили в полицию, и я поехала туда. Это управление полиции Центрального района в Нихомбаси. До полиции я добралась на другом такси только в половине двенадцатого — такие были пробки везде. По дороге по радио я услышала фамилию мужа среди погибших. Когда я сказала об этом водителю, он предложил выключить радио, но я попросила оставить, чтобы узнать подробности.

Дорога была забита, и я провела в такси целый час. Это была пытка. Сердце билось так, что, казалось, выскочит наружу. А если у меня прямо тут роды начнутся? Но я думала: пока не увижу его лицо, не поверю. Такого не может быть, это какая-то ошибка. Ну почему мой муж должен умереть? Только это и крутилось в голове: не заплачу, пока сама не увижу. Несмотря ни на что, надеялась…

Тело я смогла увидеть только в половине второго — его осматривали. Все это время сидела в полицейском управлении. Кругом была страшная суматоха, постоянно звонили телефоны, бегали полицейские. Начальник мужа и полицейский пытались мне объяснить, но тогда слишком много еще оставалось непонятного: он чего-то надышался и умер, — но я так ничего толком не поняла.

Сразу позвонила отцу, и он приехал. Увидев его, я расплакалась. С семьей мужа никак не могли связаться. Погода была хорошая, и они, вероятно, работали в поле. Начальник мужа звонил, но там никто не брал трубку. Хотелось как можно скорее встретиться со свекровью. Зачем я здесь сижу? — думала я. Никто ничего не говорил, только следователь задавал какие-то вопросы, а я кивала.

С мужем я встретилась в комнатке в два татами, в полуподвальном этаже рядом с гаражом — там в полиции морг. Здесь он лежал, под белой простыней. А под ней полностью голый. Мне сказали, что дотрагиваться до него нельзя, близко подходить тоже. В нем что-то есть, и если я его коснусь, оно проникнет мне под кожу.

Но до того как мне сказали, что нельзя, я успела до него дотронуться. Он был еще немного теплый. На губах следы крови, как будто он их кусал. Похоже, что кровь текла также из ушей и носа, но она уже запеклась. Глаза были закрыты, и на лице не было следов страдания. Но следы крови говорили, что ему было очень больно.

Долго находиться там мне не разрешили, сказали, что это опасно. По-моему, прошло меньше минуты. «Почему ты умер? Почему покинул меня?» — сказала я и разрыдалась.

В половине пятого тело перевезли в больницу при Токийском университете. Отец пытался меня подбодрить, но я ничего не слышала. Ни о чем не могла думать. Ничего не могла делать. В голове только и было: что дальше, что делать дальше?

На следующий день в Токийском университете было последнее прощание. И в этот раз не разрешили до него дотрагиваться. Приехавшая из Уэда его мать так и не смогла дотронуться до своего сына, ей пришлось только на него смотреть. Я подумала, что ему было так одиноко предыдущую ночь в таком месте. Полиция вчера не разрешила приехавшим в Токио родителям встретиться с ним. Вот какая жестокость…

В Уэда мы вернулись двумя группами: старший брат вместе с телом мужа ехал на машине, а родители мужа, мой отец и я поехали на поезде. В поезде, вспоминая доброту Эйдзи, я вновь расплакалась. Возьми себя в руки, — постоянно повторяла я себе. Похороны еще выдержу, а потом все равно. Родители Эйдзи держали себя в руках, и я старалась им подражать. Если будешь хныкать, Будда не обрадуется, как говорится. Поэтому нельзя плакать, говорили мне.