Кредит доверчивости - Астахов Павел

— Подожди, а ты хоть… погружаешься?!

— Еще как! Я знаю, как по-английски «бухать на бочках», «сбивки ритма», «дробь», «низкие частоты», «барабаны», «тарелки» и «усилитель»!

— Кошмар, — согласилась я. — Подожди, но у тебя же есть деньги! Ты можешь зайти в столовую и нормально поесть?

— Нормально поесть! — фыркнула Сашка. — Это у нас можно зайти в столовую и нормально поесть. А здесь… После школы нас сразу гонят в автобус и везут на культурную программу. И еще как везут, мама! Мы тащимся до Лондона два часа, а потом нас таскают по достопримечательностям! Я даже не знаю, что хуже — барабаны, достопримечательности или тридцать миль в час… Я хочу есть, мама! Борщ, котлеты, пирог с яблоками…

— О господи… Хочешь, я поговорю с Ольгой Викторовной, чтобы она отпустила тебя поесть?

— Она сама голодает, — всхлипнула Сашка. — Ей тоже некогда. Я даже слышала, как она тихо назвала водителя козлом за то, что он еле тащится по пустой дороге только потому, что там стоит знак тридцать!

Хорошенькое погружение… Да еще на голодный желудок.

— Я все равно позвоню учительнице, — твердо сказала я.

— Лучше в МЧС, — буркнула Сашка. — Я есть хочу!

В трубке что-то затрещало, связь оборвалась.

Пробка неожиданно тронулась, зашевелилась, как живой организм, и мне удалось проехать перекресток, потом еще один.

Если так дальше пойдет, то на встречу с представителем банка и Малышевым я успею. Но эта мысль уже не радовала меня, потому что представлялась голодная Сашка — бледная, исхудавшая, измученная долгими поездками по бесконечным английским дорогам и грохотом барабанных установок.

Попасть в эту группу было очень сложно…

Выбирали лучших из лучших, победителей языковых олимпиад, и мы с Сашкой безумно радовались, когда ее фамилию внесли наконец в список претендентов, а затем и участников.

Потом было заполнение бесконечных анкет, оформление визы, инструктажи и собрания участников группы, краткое знакомство с принимающими семьями по импровизированному телемосту.

Да и вылетело мне это мероприятие в копеечку. Сашку пришлось приодеть — в Европу все-таки едет ребенок — и дать с собой приличную сумму на карманные расходы.

А теперь выясняется, что она голодает, а из лексикона лучше всего усвоила музыкальные термины. Нет, я позвоню все же Ольге Викторовне, поговорю, нельзя ли экскурсии по музеям хотя бы два раза в неделю заменить на полноценный обед. В противном случае я заберу Сашку из этого сомнительного «погружения»…

Словно в насмешку, перед глазами всплыла знакомая растяжка: «Новые квартиры в ипотеку в Павшинской пойме. Время брать! Низкие ставки. Бесплатное рассмотрение и досрочное погашение».

Время брать! Самое время… Потому что Сашка из английских реалий сразу же окунется в российские — пусть и наестся вдоволь борща и котлет, но будет жить в тесной убогой квартире, большую часть которой на данный момент оккупируют Сенька и Натка.

Я даже ремонт не могу из-за них начать… Так что еще неизвестно, что хуже — овсянка и барабаны или родственники, скрывающиеся от бандитов на твоей территории.

Учитывая, что Натка в целях конспирации взяла на работе отпуск за свой счет, оккупация эта полная и не имеющая сроков окончания.

Нужно сегодня же вечером сесть и все просчитать, продумать, взвесить и детально обмозговать — могу ли я позволить себе ипотеку.

Я успела на встречу минута в минуту.

Стремительно поднимаясь по лестнице и здороваясь с коллегами, я ловила себя на мысли: как быстро эти коридоры, лестницы, а главное, люди стали мне родными, близкими, привычными и понятными, словно я сто лет уже тут проработала, словно до суда не было у меня никакой другой службы и других коллег.

Меня не раздражали толпы в коридорах. Я знала: раз толпятся люди с озабоченными лицами, значит, идет суд и немножечко справедливости, дай бог, прибавится в этом мире.

И как чудесно, как замечательно, что к восстановлению этой справедливости я могу приложить свои силы, свои знания, интуицию и жизненный опыт.

Словом, необыкновенный подъем и практически счастье ощущала я, приходя каждый день на работу в суд.

…Дима уже сидел в кабинете — бодрый, подтянутый, ни капельки не промокший, в отличие от меня. Конечно, вряд ли у него некстати сломается зонт, а если вдруг и сломается, то непременно найдется запасной — такой же добротный, стильный и дорогой.

Как бы мне научиться так жить? С запасными зонтиками, без свистящих ремней генераторов и прочих непредвиденных ситуаций…

— Здравствуйте, Елена Владимировна.

— Доброе утро, Дима.

Он посмотрел на мои мокрые волосы, влажную блузку, туфли, в которых хлюпала вода, и спросил:

— Знаете, что нужно сделать, чтобы кончилась жара?

— Что? — Я скинула промокшую обувь и достала шлепанцы, которые хранила под столом «на всякий случай».

— Купить вентилятор. — Дима так это сказал, что я не поняла — пошутил он или поделился со мной серьезным жизненным наблюдением.

— А чтобы пошел дождь, нужно помыть машину, — улыбнулась я своему помощнику.

Ситуация с обувью складывалась катастрофическая — по всему выходило, что с представителем банка и Виктором Малышевым мне придется беседовать в шлепках, из которых торчат пальцы с неоново-оранжевыми ногтями. Вчера я взяла у Натки лак и, не заметив предупреждающую надпись «неон», сделала педикюр. Перекрашивать было лень, не люблю долго возиться с косметикой, да и дождь уже шел, а значит, утром босоножки можно сменить на туфли.

Теперь намокшие замшевые лодочки из бордовых превратились в грязно-серые — замша намокает некрасиво, темнеет и теряет форму.

В общем, несмотря на то что не опоздала, выглядела я все равно как легкомысленная сумасбродная дамочка. Утешало только одно — судебное заседание будет вечером, а к этому времени туфли высохнут.

— Дим, — глянула я на часы, — а где наши истцы и ответчики?.. Я чуть с ума не сошла в пробке, думала, опоздаю, а их до сих пор нет.

— Так еще без пятнадцати, — Дима посмотрел на свои часы. — Вы сегодня рано, Елена Владимировна.

— Как без пятнадцати?!

Предположить, что часы у Димы идут неправильно, было безумием, поэтому…

— Ну, Сенька! — покачала я головой. — А я-то думаю, почему у меня все часы вразнобой идут!

Впрочем, это замечательно, что еще время есть — волосы немного просохнут, и кофе можно выпить. Я включила древний металлический чайник.

Но кофе в банке не оказалось. Уж не знаю, почему так повелось, но когда мне с утра нестерпимо хочется кофе, то банка абсолютно пуста. Я выбросила ее в мусорную корзину и почти тем же тоном, как и голодная Сашка, спросила:

— Дима, вы опять забыли купить кофе?

Обязанность покупать кофе лежала на Диме, но он периодически, несмотря на свою потрясающую пунктуальность и обязательность, не успевал отследить, когда банка становилась пустой.

— Забыл, — улыбнувшись, развел руками Дима. — Вы же знаете, Елена Владимировна, мою любовь к продуктовым магазинам.

— Кофе — это не продукт, Дмитрий. Это лекарство.

— Да купил, купил я ваше лекарство! — засмеялся он, доставая из своего портфеля банку кофе.

— Ну и шуточки у вас…

Если честно, я не подозревала в нем способности к розыгрышам, особенно таким жестоким.

— Просто вы кофе очень много пьете, — сказал мой помощник, глядя, как я насыпаю в чашку три ложки. — Сердце посадите.

Он еще и о моем здоровье заботится! Я подумала и положила еще одну ложку.

— У вас устаревшие сведения, Дмитрий. В последнее время медики стали утверждать, что кофе спасает от инсультов и инфарктов.

— Да-а? Они отменили кофеин?

— Нет, просто выявили его новые свойства. Я же говорю — лекарство.

— Допинг!

— Лекарство!

— Допинг!

— Тогда не пейте, мне больше достанется…

Весело препираясь, мы выпили кофе, причем Дима положил себе в чашку тоже четыре ложки «допинга». Видимо, новые изыскания врачей его впечатлили…

Они явились одновременно — представитель юридической службы банка и Малышев.

Андрей Иванович Троицкий сразу протянул мне визитку и, легким кивком поздоровавшись, сел напротив, безошибочно выбрав самое удобное для беседы место — так, чтобы в лицо не падал прямой свет, но при этом он мог хорошо видеть собеседника.

В нем всего было в меру — любезности, обходительности, скромности и шика. Легкая небрежность в манере носить костюм, в движениях говорила о его раскованности и уверенности в своей правоте. Лет сорока, высокий, с идеальной стрижкой и безупречно выбритый, с дорогими часами на левой руке и в невероятно чистых для такой погоды ботинках — понятно, что на машине, но до подъезда ведь все равно дойти надо! — он был олицетворением успешности и порядочности. Троицкий даже заставил меня немного смутиться и поглубже спрятать ноги в шлепках под кресло.