Остромов, или Ученик чародея - Быков Дмитрий Львович

— Нет и не было! — возвысил голос Варченко. — Проспер Альпанус, Борис Васильевич, это из Гофмана, про крошку Цахеса, прозванием Циннобера. А про Альпануса Гентского вы сейчас выдумали, чтобы пыль в глаза пускать.

— Так ведь это как взглянуть, Александр Валерьевич. — Остромов отсмеялся и блаженно выдохнул. — Это с какой точки посмотреть. С вашей — его нет и никогда не было, но то, что сказал мастер, обладает перформативной силой. Скажешь — и станет.

— Да-да, — кивнул Варченко. — Большой ложкой ели. Все масонство ваше, Борис Васильевич, — это собрались несколько сотен умных, как им кажется, людей и выдумали погремушку. Они друг другу этой погремушкой гремят, что, дескать, свои, и для своих всё, а чужим вот. — Он сложил дулю. — И так оно и делается, и вся демократия. А кто не свои — тот в лепешку разбейся, будь семи пядей во лбу, все равно ходишь в ярме. И вот я думаю, Борис Васильевич: ежели вы игрок — так я с вами, извольте, поиграю и даже позову в стоящее дело. А ежели вы все это всерьез — насчет посвященных, остепененных и всякой Италии, — то я вас вот так, — и Барченко сжатым кулаком с силой ударил себя по колену.

— Эхе-хе, — сказал Остромов, потягиваясь. — Вот скажите мне на милость, Александр Валерьич, отчего русский человек, достигнув в чем-нибудь первого успеха, сразу начинает вести себя так, словно он Господа Бога за бороду ухватил? Это же и причина краха всех великих начинаний. Только что-нибудь получилось, как сразу же — да я, да вас, да всех… Не замечали? Чего-то там и та-та-та слабеет живой огонь отважных предприятий. Сожру, сожру… Уж такие жрали, Александр Валерьич!

И он прошелся по комнате, небрежными упражнениями силовой гимнастики Леннерта разминая затекшие мышцы, словно никакого Варченки тут уже не было и можно было не стесняться.

— Вы, может быть, полагаете, — сказал Варченко, оскорбленный, несмотря на все усилия казаться спокойным, — что за вами уж такие люди стоят, которых и опрокинуть невозможно?

— Я бы с вами поспорил, — все так же небрежно отвечал Остромов, — и поговорил бы с вами по душам, Александр Валерьич… про людей, которые за мной стоят, про пятитысячелетнюю традицию Египта, которая опять же за мной и за нами, — он подчеркнул это «нами», словно приглашая в свидетели все прочее масонство, — но что же говорить с человеком, который смотрит в упор и говорит «нету»? Для вас нету, для нас есть, нам больше нравится, что есть. А разговаривать, да высчитывать, да кто за кем стоит… Это уж вы увольте, Александр Валерьич. У вас и степени такой нету, чтобы я с вами про это говорил.

— Ну, какая степень у меня есть — этого вам знать не нужно… — прохрипел Варченко, поднимаясь.

— Не нужно, не нужно, Александр Валерьич. Если чем могу быть полезен, всегда обращайтесь.

Многажды потом, передумывая этот разговор, спрашивал себя Остромов, можно ли было провести его иначе, — и думал, что нет, никак. Да и кто мог ждать опасности оттуда, откуда не ждали ее в это время люди куда более осведомленные? Он думал тогда про Морбуса, а какой Морбус? А если бы это был давно ожидаемый посланник из-за границы? А если бы, чем черт не шутит, сам Брюн? Он никогда не видел Брюна, и, в сущности, не было никакого Брюна. Но он крепко уже привык, что сказанное им сбывается, — русский человек в самом деле легко обольщается первым успехом.

Нет, не мог, не мог он знать ничего; и уж конечно, не мог предполагать, что Варченко, взяв извозчика, отправится на Загородный проспект и закажет на почтамте экстренный телефонный разговор.

— Это Монгол, — сказал он, когда наконец дали кабинет Двубокия. — Этого можно брать. Да, ничего не знает. Ничего вообще. Шарлатан без способностей, пустое место.

Выслушав этот доклад, Двубокий в своем кабинете почесал переносицу, закурил и откинулся на спинку резного кресла.

Нужно было осторожно, очень осторожно. Если он окажется прямым доверенным и много знает, можно аккуратно вытрясать. Если он ничего, то и к черту. Двубокий взял трубку другого телефона и набрал номер Райского. Райского не было на месте.

— Занятой какой человек, — сказал Двубокий ласково. — Как появится, соедините.

Глава тринадцатая

1

— Входите, входите, — раздался чуть надтреснутый, но бодрый голос. Так радуются пришельцу, еще не зная, кто он, — то ли предчувствуя, то ли с самого начала не сомневаясь, что дурной человек сюда не войдет. Хозяина лавки не было видно, он прятался за стеллажами и что-то переставлял, позвякивая серебром и стеклом.