Бог — мой приятель - Массаротто Сирил

Я не пытался ее разыскать. Я понял, почему она так отреагировала на мои слова. Ей показалось, будто я разглядел в ней душевнобольную, помешанную шизофреничку, какой ее все, должно быть, когда-то считали, и испугалась, что все повторится вновь. Теперь все встало на свои места, и я понял, почему она так трясется над Лео. Но я решил ничего не предпринимать. Я стал просто ждать.

Что может быть хуже бесконечно долгого ожидания? Я сижу на диване и извожу себя мрачными мыслями. И чем дальше, тем мрачнее они становятся и тем стремительнее проносятся у меня в голове одна за одной. Где она сейчас? У меня нет ни малейшего желания звать Бога, я не жду от него ни помощи, ни утешения. Я хочу сам разобраться в своих ошибках и сполна расплатиться за них.

Я плескаю в стакан джина, надеясь унять свой мандраж алкоголем. Что, если она наделает глупостей? Второй стакан. Когда же она наконец вернется? Третий. А вдруг не вернется? Четвертый. Хотя, вполне возможно, что и пятый. Мне ничего не остается, как теряться в догадках, тем самым накручивая себя все больше и больше. Интересно, она меня еще любит? Давно сбившись со счета, я продолжаю глушить стакан за стаканом.

* * *

Два дня я пью не просыхая. Два дня я на грани отчаяния, никого не вижу, ни с кем не разговариваю. Правда, несколько раз я все же звонил ее матери, чтобы удостовериться, что Лео в порядке. Не думал, что она уйдет так надолго. Одной ночи вполне бы хватило. По всей видимости, ее обида оказалась гораздо глубже, чем я предполагал. Вот только насколько? Какой же я был глупец. Я должен был догадаться, что эти ее фобии возникли не на пустом месте и что она просто чего-то недоговаривает. Осуждать ее за это я не вправе, ведь я и сам ничего не рассказывал ей о своих родителях. Что ж, тем хуже, я сам во всем виноват. Мне ничего не остается, как снова напиться.

— Ну и что ты здесь делаешь?

— Пью, не видишь?

— С чего бы это, позволь спросить?

— Нервишки подлечиваю. Советую, кстати, попробовать, отличное средство. Заведи там у себя в облачках небольшую винокуренку и лови кайф.

— Ты и впрямь считаешь, что эта дрянь тебе на пользу?

— Ничего я не считаю. И твои нотации выслушивать не собираюсь. Тоже мне, приходской священник выискался…

— Брось куражиться. Лучше скажи, долго ты еще собираешься тут штаны просиживать?

— До тех пор, пока не вернется Алиса, разве не понятно?

— Отчего же, очень даже понятно. Вот только… думаешь, это единственный выход?

— А по-твоему, нет?

— Мой тебе совет: возьми-ка ты и съезди за ней сам. Поговори с ней, попроси прощения, скажи, что все не так понял, потому что ничего не знал, а теперь знаешь, понимаешь и хочешь помочь.

— Я только за, но что, если она откажется возвращаться?

— Она согласится. А если не поедешь, то вся эта история еще надолго затянется, уж поверь.

— Но я даже не знаю, где ее искать!

— Хорошо ж ты разбираешься в людях! Иной раз смотришь на вас, мужчин, и диву даешься, насколько же вас мать-природа чувствами обделила! Женщины, кстати сказать, давно это за вами подметили, да разве вы их слушаете. Эмпатия, слыхал о таком? Это способность поставить себя на место другого. А теперь скажи, может ли женщина вроде Алисы хоть на час покинуть своего ребенка?

— Кто, Алиса? Да ни за что на свете!

— Что и требовалось доказать. Где, ты говоришь, сейчас Лео?

— У бабушки…

— То есть, если Лео у бабушки, а Алиса рядом с ним, значит, она тоже…

— У матери! Пусти, я еду прямо сейчас!

— Ну уж нет. Для начала выкини из дома все пустые бутылки и как следует отоспись, приди в себя. Поедешь завтра, она никуда не денется.

— Пожалуй, ты прав, так будет лучше. Скажи, зачем ты мне помогаешь?

— Мы же друзья, разве нет? И потом, я не хочу, чтобы вы даром теряли драгоценное время, отведенное вам на любовь.

Дверь отворила ее мать. Она ничего не сказала, лишь улыбнулась и взглядом указала мне на лестницу. Поднимаясь на второй этаж, я краем глаза разглядел Алису в приоткрытую дверь ее бывшей детской. Рядом виднелась колыбелька Лео. Не раздумывая ни секунды, я влетел в комнату и, не дав ей опомниться, едва ли не на коленях бросился вымаливать у нее прощение. Я признался, что малость переборщил насчет знакомства с Богом, и пообещал больше не позволять себе столь глупых выходок. Еще я сказал, что знаю про ее младшего брата и понимаю теперь, насколько обоснованными были ее страхи и опасения за жизнь нашего сына, а кроме того, поклялся, что отныне ни в чем не буду препятствовать ей заботиться о нем так, как она считает нужным. Я пообещал никогда больше не смеяться над ее чудачествами и любить их с малышом еще сильнее, чем прежде. Я сказал, что жить без них не смогу, и это была чистая правда. Слушая меня, Алиса тихонько плакала, а когда я закончил, она прильнула ко мне, как прежде, и прошептала, что больше никогда-никогда меня не оставит.