Экобаба и дикарь - Гиголашвили Михаил

Разговаривать больше было не о чем. Он повесил трубку.

Шагая по комнате, он начал обдумывать, где взять канистру с бензином. Поджог после убийства казался самым верным делом. Уже не стоял вопрос, убить или не убить. Дело было в том, как это сделать… Разменивает, значит, как мелкую монету, на первого попавшегося химика… И это все уже не в Италии или во Франкфурте, а вот тут, в их постели, у него на глазах, в его присутствии почти что!..

Ему вдруг очень захотелось узнать, одна ли она сейчас или там кто-то есть. Он представил себе, что можно выйти, сесть в такси (надо будет захватить какую-нибудь железку), поддеть замок, войти и… Что?.. Увидеть их в постели?.. А дальше?.. Ну, узнает, что она не одна, какая теперь разница?.. Она же доходчиво объяснила, что ей нужен постоянный друг, с которым она могла бы ходить на свои дурацкие вечеринки и ездить по магазинам, хотя бы за той же минералкой, надоело самой бутылки таскать. Он-то ничем ей не помогает. Да и логика жизни велит время от времени менять партнеров в постели… «Ищи себе тоже…» Это обычно говорится, когда предательство уже совершено и не страшно потерять человека.

«Жестокая у меня муза, — усмехнулся он, в оцепенении повалившись в кресло.

— Отворю дверь — там замок слабый, еле держится — и загляну в комнату, где они будут лежать: она наверняка среди своих любимых игрушек, старый Белло, пингвинчик, плюшевый лось. А он…»

Тут он начал представлять себе, как может выглядеть этот «он», но потом подумал, что какая разница, если все равно надо начинать с него… И железка должна быть побольше, чем эта…

Он не поленился сорвать с «Беса» ржавый болт-нос и помахать им в воздухе. Но тут пришло в голову, что химик-то и ни при чем, и если казнить, то свою музу или себя самого, а не кого-то третьего. Его-то за что?.. «Вот, оказывается, как мало я стою, — подумал он. — Поменяла, как старые трусы. Или любовь уже исчерпана?.. Или это была не любовь?..»

К разрыву, по сути, шло давно. Разговоры о третьем возникали порой само собой, ибо жизнь требовала кого-то рядом с ней постоянно или чаще, чем это было с ним. И она, уезжая в поездки (а может быть, и тут тоже), пробовала, с немецкой тщательностью проводила «опыты» и сортировала: «негр», «испанец», «француз». А после каждого правдивого известия о ее новом опыте гибло что-то безвозвратно, чего было безумно жаль. Она этого как будто не видела, а может быть, видела и была даже рада этому, и специально выдавливала из него любовь, как гной из раны.

Ведь как будто совсем недавно они, лежа в постели, говорили о том, как им хорошо вместе и что у них, наверно, биологическая совместимость!.. И — на тебе, пожалуйста. Всё прах и пепел, пустота!.. Хочешь — стой в очереди за ее ласками, жди, пока она там разберется, что к чему, и потом тебе все подробно изложит, только успевай уши развешивать и глаза распахивать. Влюбленный всегда смешон, ну а уж покинутый — так просто жалок. Лопух. Тонны картин и тысячи книг не удержат женщину от измены. Всё блеф перед логикой жизни. Они лучше приспособлены к природе, и логика жизни — это их логика. А дурак-мужчина остается с букетом ненужных цветов и с ложкой горькой любви в бочке своей жизни.

«Тут надо вырезать кусок», — вдруг решил он, глядя на один старый холст. Схватил нож, вырезал из холста острый овал и швырнул его в мусорное ведро.

Полюбовавшись на свою работу, он подумал, что сходит с ума, и затих на кровати. Ярость, злоба, отчаяние, тоска стискивали со всех сторон.

…Судья, наверно, спросит, как все произошло. Придется начать издалека. Откуда?.. Да с самого начала, чтоб ясен был ход дела, вехи ее предательства.

«Почему вы это сделали, подсудимый?»

«Я любил ее. А она мне изменила».

«Разве это причина, чтобы убивать?..»

«Для кого как», — ответит он.

«К делу, подсудимый. Расскажите суду, как вы убили ее!»

«Я мало помню, ваша честь. Разве вы сами не знаете, как это произошло?.. Ах, труп сгорел?.. Возможно. Она часто бывала неосторожна со свечами, когда зажигала их перед тем, как улечься в постель с очередным любовником, или, как скромно говорят в Германии, другом, — хотя, замечу, друзей не трахают… Как — «убита ножом»?.. А-а, наверное, за все обманутое человечество, за разрушенные грезы, за подлость убита… Но я этого, честно говоря, не помню, это я прочел в вашем обвинительном заключении. На самом деле последнее, что я помню, — это ее лицо, такое родное и в то же время такое чужое и мерзкое. Над ее головой даже как будто возник нимб. Тень от него падала на ту стену, возле которой мы так часто любили друг друга… Все остальное — это затмение, пропажа памяти, блэкаут. Бывало ли со мной такое раньше?.. Конечно, и неоднократно. В справках все указано. Позвольте заметить, ваша честь, что у художников, как всем известно, не все дома, крыша едет и мозги набекрень. И чем талант сильнее, тем патология выше, гении же — сплошные маньяки-параноики. Не верите — откройте энциклопедию.