ХРАМ НА РАССВЕТЕ - Мисима Юкио

Площадь имела уклон в сторону реки, и каждый, кто проходил через нее, естественным образом попадал на самое главное место для омовений — лестницу «жертвы в десять лошадей», жертвы, совершенной, по преданию, творцом вселенной Брахмой.

А внизу тек Ганг — полноводная, темно-желтого цвета река. Сейчас перед глазами Хонды была огромная масса священной воды, которой, благоговейно набранной в латунные чайнички, в Калькутте окропляли лбы верующих и приносимых в жертву животных. Здесь было просто пиршество священного.

Ликование в равной степени переполняло тут и больных, и здоровых, и калек. Тут жирели мухи и черви, а свойственное индусам торжественное, значительное выражение лица было почти безжалостным и исполненным подлинного, не показного благочестия.

Хонда не знал, сможет ли его рационализм слиться с этим безжалостным даже на закате солнцем, с этим смрадом, с этим речным ветром, несущим легкие миазмы. Он сомневался, сможет ли погрузиться в этот горячий вечерний воздух, напоминавший шерстяную ткань, в которую искусно вплелись доносившиеся отовсюду молитвенные напевы, звон колокольчиков, голоса нищих, стоны больных. Хонда порой пугался, а вдруг его рационализм, подобно спрятанному за пазухой кинжалу, распорет эту безупречную ткань. Главное, надо отбросить доводы разума. Столкнувшись с чудом переселения души, Хонда с трудом сохранял трезвость рассудка, которому, как считал с юных лет, необходимо следовать, — то и был его кинжал с зазубринами, и сейчас ему не оставалось ничего другого, как отбросить свой рационализм и идти в гущу этого потного, грязного, заразного людского сброда.

На спускавшихся к воде лестницах — гатах — словно грибы торчали бесчисленные зонтики, под которыми обычно отдыхают те, кто совершает омовение, но до восхода солнца — лучшего времени для обряда — было далеко, и под зонтиками, дававшими мало тени, почти никого не было. Провожатый Хонды спустился к воде и начал переговоры с лодочником. В течение этих бесконечно долгих переговоров Хонда просто ожидал рядом, и спину его раскаленным утюгом обжигало заходящее солнце.

Лодка, принявшая на борт Хонду и его спутника, наконец отвалила от берега. Гат «жертвы в десять лошадей» был почти центральным среди многочисленных лестниц западного берега Ганга. Для осмотра гатов лодка направилась сначала на юг, а потом на север.

Если западный берег Ганга был полон святости, то восточный был абсолютно ее лишен, да еще считалось, что поселиться там — значит в следующей жизни родиться ослом, так что восточный берег Ганга избегали, и среди зелени низких зарослей не было ни единого домика.

Когда лодка начала двигаться в южном направлении, дорогу жгучим лучам заходящего солнца неожиданно преградили здания, и теперь яркий свет лился на лестницы и на ряд больших колонн, образующих как бы заднюю стену, и на внушительные строения, которые словно опирались на эти колонны. За одной из лестниц простиралась площадь — это позволило солнцу снова показать свою силу. В реке мягким розовым цветом отражалось вечернее небо. Паруса проходивших мимо судов бросали на воду легкую тень.

Этот час перед сумерками был до краев наполнен волшебным светом. Этот невообразимо яркий свет выделял контуры предметов, в деталях изображал каждую из ворон, придавал всему блеклый желто-розовый оттенок, сохранял тоскливую гармонию между еще освещенным небом и его отражением в реке, и вызывал тем самым ощущение, будто перед глазами у вас тщательно выполненная гравюра.

Яркий свет — это было то, что нужно для торжественных гатов. Лестницы, приличествующие дворцу или огромному храму, спускались прямо в воду, в их верхней части возвышалась только задняя стена: пусть там были ряды колонн и купол, колонны представляли собой пилястры, а арки отмечали глухие окна, поэтому только лестница сообщала сооружению священное величие. В украшении глав колонн были представлены коринфский, ближневосточный или смешанно-европейский стили, а на высоте в сорок футов белая линия отмечала наивысший уровень, какого достигала вода при ежегодных летних половодьях — здесь были указаны даты — 1928 год, 1936 год. На головокружительной высоте переходы между помещениями, где жили люди, образовали по верху задней стены цепь арок, и там на каменных перилах в ряд сидели вороны. Косые лучи заходящего солнца, постепенно терявшие силу, заставляли сверкать верхушки крыш.