ХРАМ НА РАССВЕТЕ - Мисима Юкио

Фундамент дома был завален обломками стен, но вырисовывался вполне отчетливо. Послеполуденное солнце высветило все его неровности. Пепелище от этого выглядело как форма из газетной бумаги. Но здесь не было унылой серости газеты, а, как на глиняном цветочном горшке, смешались красный и коричневый цвета.

Дом стоял в торговом квартале, поэтому деревьев во дворе было мало. А деревья на улице обгорели наполовину.

Окна без единого стекла позволяли проникать свету с другой стороны дома, вокруг окон все было черно, наверное, вырывавшееся пламя сильно коптило.

Там, где на холм поднималась дорога и где было множество неровных, запутанных тропок, к абсолютно пустому месту вели непонятно зачем сохранившиеся бетонные ступени. Ни внизу, ни на вершине этой бетонной лестницы ничего не было. На поле развалин, где невозможно было ориентироваться, одна эта лестница упрямо указывала направление.

Было тихо, но в воздухе чувствовалось какое-то слабое движение. Чудилось, будто вдруг задвигались пожираемые червями черные трупы. Но это летал по ветру поднятый в воздух пепел. Белый и черный пепел. Иногда он садился отдохнуть на разрушенные стены. Пепел от сгоревшей соломы, пепел от сгоревших книг — то, что оставил огонь от лавки букиниста, от лавки продавца футонов… весь этот пепел, смешиваясь, висел в воздухе, колыхался над пепелищем.

В одном месте асфальт отливал черным глянцем. Там стояла вода, вытекшая из разорванной водопроводной трубы…

Небо казалось непривычно огромным, летние облака — девственно белыми.

Это и был мир, данный Хонде пятью чувствами. Во время войны, полагаясь на свои накопления, Хонда брался только за ту работу, которая была ему по душе, все свободное время он изучал концепцию круговорота жизни, и сейчас ему показалось, что это изучение задумано для того, чтобы взору предстали вот эти следы пожара. Разрушителем был он сам.

Этот воспаленный, погибающий мир сам по себе не был ни концом, ни началом. То был каждое мгновение спокойный и каждое мгновение менявшийся мир. Сознанием Алая ничто не двигало — оно воспринимало как мир эти красно-коричневые руины, отбрасывало их в следующий миг, и так день за днем, месяц за месяцем воспринимало все больше разрушавшийся мир.

Хонда не сравнивал эти кварталы с теми, какими они были в прошлом. Он просто смотрел на слепящие глаза развалины: осколок разбитого стекла сейчас светит прямо в глаза, а в следующий момент он исчезнет, исчезнут эти руины, появятся новые. Реагировать на катастрофу катастрофой: чтобы справиться с бесконечными разрушениями, нужно каждый миг иметь возможность вызвать более масштабное, еще более грандиозное, глобальное уничтожение… да, постоянно хранить в душе глобальное, закономерное разрушение, готовиться к гибели в будущем… Хонду до дрожи в теле пробрал холод этой мысли, почерпнутой им изучения «только-сознание».

21

После разговора с клиентом, получив подарки, Хонда дошел до станции Сибуя и направился домой. В новостях сообщали, что атаки бомбардировщиков В-29 обрушились на Осаку, ходило множество слухов, что основной мишенью теперь становится район Кансая. В Токио, казалось, наступило относительное затишье.

Поэтому у Хонды появилось желание днем немного пройтись. Если подняться на холм Догэнсака, то можно посмотреть, что осталось от усадьбы маркиза Мацугаэ.

Хонде было известно, что семья маркиза из своего участка земли в 140 тысяч цубо^[37] в середине Тайсё^[38] продала 100 тысяч цубо акционерной земельной компании в Хаконэ, но половину полученных наконец денег впоследствии потеряла из-за банкротства пятнадцати банков. Приемный наследник Мацугаэ оказался распутником и постепенно спускал оставшиеся земли, так что теперешняя усадьба Мацугаэ, располагавшаяся на территории площадью около тысячи цубо, стала вполне заурядной. Хонде случалось проезжать на машине мимо ворот усадьбы, но он давно не заходил в ставшие ему чужими ворота. Теперь им овладело любопытство: сгорела или уцелела усадьба после воздушных налетов прошлой недели.

Тротуар вдоль разрушенных зданий на Догэнсака был уже расчищен, и, хотя дорога шла в гору, идти было нетрудно. То тут, то там мелькали люди, которые, накрывая обгоревшими бревнами и цинком щели, готовились к жизни в землянках. Близилось время ужина, поэтому местами поднимались струйки дыма. Некоторые набирали в котелки воду из водопроводной трубы. Небо окрашивала вечерняя заря.