Мои враги (сборник) - Токарева Виктория Самойловна

В шесть утра она еще не ложилась. Вошла ее мама – низенькая и широкая, как кабинетное пианино, и сказала недовольно:

– Ну что ты возишься с этим Коржиковым, Коврижкиным, подумаешь, инженер, кроссворды на работе решает. Работал бы в фирме «Заря», так его можно было бы позвать полы отциклевать...

– Икс, игрек, зет, один к двум... – задумчиво сказала Кира Владимировна, глядя в биохимический анализ.

– А что это такое? – спросила мама.

– Ген обреченности.

– Как? – переспросила мама.

– Это болезнь реликтового происхождения. От нее вымерли мамонты.

– А от чего вымерли мамонты?

– От несоответствия индивида и окружающей среды, – ответила Кира Владимировна.

– Это опасно?

– Это очень опасно. Ты видела хоть одного живого мамонта? Они вымерли все до одного.

– Бедный инженер, – посочувствовала мама.

– Он будет темой моей диссертации, – сказала Кира Владимировна. – Мое научное открытие.

– Лучше бы ты замуж выходила, чем диссертации писать, – посоветовала мама.

– Одно другому не мешает...

Кира Владимировна гибко потянулась, не вставая со стула. Жизнь обретала ясность и перспективу.

Алексей Коржиков, не подозревая, что является носителем редкого гена, сидел в кабинете своего Шефа по фамилии Комиссаржевский.

Перед Шефом лежал строительный проект Коржикова.

– В самолетах – это понятно, – сказал Шеф. – Не будет же говно лететь людям на головы. В самолетах нужны химические туалеты, они все растворяют. А в квартирах зачем?

– Такие дома можно ставить на пустующих землях, – объяснил Алексей. – Вода из скважины, туалеты химические. Не надо тащить коммуникации.

– Пустующие земли потому и пустуют, что там нет дорог, – сказал Шеф. – Не с вертолетов же строить твои дома.

– А вы возьмите и постройте дороги. Люди придут и будут жить. И осваивать земли.

– А вы садитесь на мое место и руководите, – предложил Шеф. – Давайте, вы на мое место, а я на ваше. Хотите?

– Нет. Не хочу, ни на свое, ни на ваше.

Зазвонил телефон. Шеф поднял трубку:

– Да. Кого? А почему вы его здесь ищете? У него свой телефон.

Видимо, там извинились.

– Подождите. Раз уж вы позвонили... – Шеф протянул трубку Алеше: – Вас.

– Меня? – удивился Алеша и поднес трубку к уху. – Да...

– Привет! – сказала Нинка, как мяукнула. У нее был голос капризной кошки, которую случайно и не очень больно защемили дверью.

– А я тебя ищу-ищу все утро, – сообщила Нинка.

– Да.

– Что «да»? Знаешь, зачем я тебя ищу? Чтобы сказать, что ты мне надоел.

– Да.

– Ты сегодня придешь?

Алеша молчит.

– Даже говорить не можешь. Как крепостной при барине.

– Да. – Алеша положил трубку.

Шеф внимательно на него посмотрел.

– Вы на машине? – спросил Шеф.

– Да.

– Очень хорошо. Съездите на Басманную и возьмите документацию. У нас курьер заболел.

Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту.

– Им ничего не надо, – сказал Алексей. – Знаешь почему?

– Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри.

Нинка не могла отвести глаз от любимого лица.

– Потому что временщики, – продолжал Алексей. – Придут, наворуют и уйдут.

– Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила Нинка.

– Царь оставлял страну своему сыну, поэтому он заботился о том, что он оставляет. А этим плевать, после нас хоть потоп.

– А тебе-то что? – спросила Нинка.

– То, что мы – соучастники.

– Почему это? Мы – честные люди. Ты – инженер, я – актриса. Мы – интеллигенция.

– Раз молчим, значит, соучастники.

– Да ладно. – Нинка обняла всем телом, руками и ногами. – Не бери в голову.

– Жизни жалко. Еще десять лет, и жизнь прошла...

– Я всегда буду любить тебя.

– За что?

– Сказать?

– Ну конечно.

– Если бы ты был тогда там...

– Когда? Где?

– Под горой Машук во время дуэли Лермонтова с Мартыновым, дуэли бы не было. Ты бы предотвратил.

– Ненормальная.

– Жаль, что тебя не было на той дуэли.

– Ничего, я успею на другую.

Алексей смотрит в потолок.

– Плюну на все и уеду на Северный приют.

– А что это за Северный приют? Тоже твой проект?

– Высоко в горах стоит домик с островерхой крышей. Утром выйдешь, воздух звенит от чистоты. Снеговые вершины искрятся на солнце, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И кладбище альпинистов есть.

– Поехали...

– В этом домике останавливаются туристы, которые пешком идут на Северный перевал. Раньше, в древности, это была дорога к морю. Они идут маршрутом древних.

– А откуда ты все это знаешь?

– Я там инструктором работал в студенческие годы. Деньги зарабатывал, горы изучал.

– А горы изучают?

– Привет. Горы – это знаешь что? Аккумулятор влаги. Они на климат влияют и на людей.

– А почему ты там не остался?

– Из-за женщины. Женщину полюбил.

– А где она сейчас?

– Дома. Жена.

Нинка притихла.

– У меня есть мечта, – сказал Алексей. – Я хочу купить гору.

– Какую? – отозвалась Нинка.

– Казбек. Или Машук. Все равно.

– А зачем?

– Подняться выше облаков и смотреть.

– Ну, посмотрел, а дальше что?

– Ничего. Это остается в тебе навсегда. Ты потом по-другому живешь.

Нинка молчит.

– Ты думаешь, я сумасшедший? – спросил Алексей.

– Нет. Я чувствую в тебе эту высоту. Поэтому я тебя люблю.

Тянутся друг к другу.

– Ай! – вскрикивает Алеша. – Ты меня за волосы тянешь.

– Это волосы на кольцо намотались...

– Не трогай меня. У тебя вечно что-то случается: то в глаз пальцем ткнешь, то оцарапаешь.

Алексей встает и начинает одеваться.

– Ты уходишь? – упавшим голосом спрашивает Нинка.

– Не могу же я на Басманной торчать пять часов...

– Скажи, что попал в аварию.

– Дура.

– Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.

– Нина...

– Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.

– О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.

– А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.

Алеша раздумчиво:

– Да?

– Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.

Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов – риск. На другой – счастье.

– У тебя ничего не болит? – спросила Нинка.

– Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.

– Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.

Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.

– А ты не будешь занята эту неделю? – спросил Алеша.

– Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, – это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. – Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.

Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.

– Ой! – смущается Нинка. – Куртка...

– А, черт с ней...

Они стояли, обнявшись, как один ствол, переплетаясь руками-ветками.

В кабинете Киры Владимировны сидел рентгенолог Николай Алексеевич, за глаза Колька. Он был молод, носат и прогрессивен.

– Подумай сама: когда жили мамонты? – спросил Колька.

– В эпоху раннего плейстоцена, – ответила Кира Владимировна и включила в розетку электрический чайник.

– Правильно. А сейчас какой год?

– 1984-й после Рождества Христова.

– Правильно. А почему вымерли мамонты?

– Изменился климат. Изменилась флора. Им стало нечего есть. Очень просто.

– При чем тут твой инженер?

– Несоответствие индивида и окружающей среды. Ген обреченности.

– Это гипотеза, – возразил Колька.

– Ничего подобного. Недавно в Якутии в вечной мерзлоте нашли мамонтенка. Подробно обследовали и обнаружили этот ген: икс, игрек, зет, один к двум.

– Неужели ты думаешь, что от эпохи плейстоцена что-то сохранилось в наши дни?

– Папоротники, клопы и муравьи. Выжили те, кто приспособился.

– Интересно... – Колька почесал нос. – Муравьи работали, а клопы присосались.

Кира Владимировна выключила закипевший электрический чайник. Разлила чай по стаканам.

– А как ты собираешься его лечить? – спросил Колька.

– Приспособить индивид к окружающей среде.

– А если не приспособится? – спросил Колька.

– Значит, надо приспособить среду к индивиду. Пусть эмигрирует, пока не вымер.

– Он еврей?

– Нет, по-моему.

– Диссидент?

– Биологический диссидент.