Попугай Флобера - Барнс Джулиан

Флобер обожал племянницу. В Лондоне он показал ей Всемирную выставку; она была счастлива, сидя у него на руках, спасавших ее от толкающейся толпы. Он учил ее истории: о Пелопидах и Эпаминондах, географии, как держать в руках лопату и поливать цветы в саду; здесь же он строил для нее полуострова или острова, заливы и мысы. Ей нравилось ее детство с ним, и эта память помогла ей преодолевать невзгоды в ее взрослой жизни. В 1939 году, когда ей было восемьдесят четыре года, Каролина встретилась в Экс-ле-Бен с писательницей Уиллой Казер и много рассказывала ей о своем детстве на ковре в углу кабинета дяди Гюстава — он работает, а она читает, соблюдая строгую тишину. Ей нравилось, лежа в углу на ковре, воображать, что она в клетке какого-то сильного и дикого зверя, тифа, льва или медведя, который уже съел сторожа и готов прыгнуть на любого, кто откроет дверь, но она чувствует себя с ним «в совершенной безопасности и полной самодовольства», тихонько хохотнув, закончила Каролина.

А затем наступило взросление. Он был плохим для нее советчиком, и она вышла замуж за ничтожного человека. Каролина стала снобкой. Думала только о светских приличиях, а в конце концов попыталась выгнать дядю из того дома, в котором узнала все полезное и хорошее, что дядя успел вложить в ее голову.

Эпаминонд был генералом тебанцев и считался живым воплощением всех добродетелей; он был воином, проведшим свою жизнь в жестоких битвах, и основал Мегалополь. Когда он умирал, провожавшие его жалели о том, что он не оставил потомства, на что он ответил: «Я оставил двух своих детей — Леуктру и Мантинею», — это были места его самых выдающихся побед. Флобер мог бы сказать то же самое: «Я оставил двух своих детей, Бувара и Пекюше», ибо его единственное дитя, племянница, ставшая ему дочерью, ушла от него во все осуждающую пору взросления. Для нее и ее мужа он стал «потребителем».

Гюстав учил Каролину литературе. Я цитирую ее слова: «Он считал, что не существует опасных книг, если они хорошо написаны». Перенесемся на семьдесят, или около этого, лет вперед в другую семью в другом месте Франции. Теперь речь идет о мальчике, любящем читать книги, его матери и ее подруге, некой мадам Пикар. Позднее этот мальчик написал свои воспоминания. Я снова цитирую: «Мадам Пикар считала, что этому ребенку следует разрешать читать все: „Никакая книга не может быть опасной, если она хорошо написана“. Мальчик, зная это часто высказываемое мадам Пикар мнение, используя ее пребывание в их доме, попросил у матери разрешения прочитать одну конкретную и нашумевшую книгу. „Если мой дорогой малыш в таком возрасте хочет читать такие книги, — сказала мать, — что он будет делать, когда вырастет?“ — „Я буду переживать их!“ — ответил сын. Ответ мальчугана был настолько остроумным, что вошел в историю семьи; мальчику, как мы догадываемся, было разрешено прочитать этот роман. Мальчика звали Жан-Поль Сартр. Книга была — „Мадам Бовари“.

Мир прогрессирует? Или движется взад и вперед, как паром? Спустя час после того, как он отчаливает от берегов Англии, чистое небо исчезает. Тучи и дождь сопровождают вас до места вашего назначения. Когда меняется погода, паром начинает слегка раскачивать и металлические столы в баре начинают свой разговор. Раттараттараттаратта, фаттафаттафаттафатта. Зов — ответ, зов — ответ. Сейчас для меня это звучит как последние этапы брака: две разделенные стороны, привинченные к своим местам на полу, ведут привычный разговор, пока начинается дождь. Моя жена… Не сейчас, не сейчас.

Пекюше, произведя свои геологические изыскания, размышлял над тем, что произойдет, если под Английским каналом начнется землетрясение. Вода хлынула бы, закончил он, в Атлантический океан, берега Англии и Франции зашатались бы, сдвинулись и соединились, и Канал исчез. Услышав предсказание друга, Бувар в испуге убежал. Что касается меня, то я считаю, что нам не следует настраиваться столь пессимистично.

Не забудьте о сыре. Слышите? Не выращивайте в вашем холодильнике этот химический продукт. Я не спрашивал у вас, женаты ли вы. Мои поздравления, или наоборот, если не так.

Я думаю, что на сей раз я пройду через Красный выход. Мне нужна компания. Преподобный Масгрейв считал, что французские таможенники ведут себя как джентльмены. А английские — настоящие бандиты. Но я нахожу и тех и других симпатичными, если обращаться с ними, как положено.

1. Дом в Круассе — длинное белое здание восемнадцатого века на берегу Сены — был идеальным убежищем для Флобера. Он стоял изолированно и вместе с тем был близок к Руану, а следовательно, и к Парижу. Дом был достаточно велик, чтобы писатель мог располагать большим кабинетом в пять окон, однако достаточно скромен, чтобы, не поощряя наезды гостей, не прослыть невежливым. Дом предоставлял Флоберу возможность, если он того хотел, спокойно наблюдать за течением жизни за окном, выйдя на террасу и смотря в театральный бинокль на прогулочные пароходики, увозившие воскресную публику ужинать в Ле Буй. А она, в свою очередь, привыкнув к cet original de Monsieur Flaubert [13], испытываланастоящее разочарование, если не видела его на террасе в нубийской рубахе и шелковой ермолке, следившего за ними своим писательским оком. Каролина описала эти спокойные вечера своего детства в Круассе. Это было странное семейство: девочка-подросток, дядя и бабушка, одинокие представители своего поколения в доме, по фасаду похожем на узкие высокие, тесно прижавшиеся друг к другу дома, с одной комнатой на этаже. (Французы называют такие дома un bвton de perroguet [14].) Иногда, вспоминала Каролина, они втроем сидели на балконе небольшого павильона и смотрели, как неотвратимо наступает ночь. На другом берегу реки едва различимо был виден силуэт лошади, тащившей лодку на буксире. Издалека доносился всплеск, когда рыбаки забрасывали в воду вершу для угрей и крепили ее по течению.

Почему доктор Флобер продал свое имение в Девилле и купил этот дом? Считалось, что он сделал это для своего больного сына, с которым недавно случился припадок эпилепсии. Но земли в Девилле все равно были бы проданы. Железнодорожную ветку Руан — Париж должны были продлить до Гавра, и она прошла бы через земли доктора Флобера. Какую-то часть своих имений он все равно вынужден был бы продать. Можно сказать, что эпилепсия загнала Гюстава в его творческое убежище в Круассе. Но так же верно будет сказать, что во всем виновата железная дорога.

2. Гюстав принадлежал к первому поколению французов, познакомившихся с железной дорогой; он терпеть не мог это изобретение. Прежде всего, это был отвратительный способ передвижения. «Пять минут в поезде, и я уже вою от скуки. Пассажиры думают, что это забытая хозяином собака; ничего подобного, это месье Флобер зевает». Кроме того, за ужином появляется новая фигура: скучающий собеседник. Разговоры о железных дорогах вызывали у Флобера колики, какие многие испытывают в железнодорожном вагоне. В июне 1843 года он объявил, что железная дорога третья по счету наводящая скуку тема после мадам Лафарж (отравительница мышьяком) и смерти герцога Орлеанского (убитого в своей карете год назад). Луиза Коле, желая быть современной, в своей поэме «Крестьянка» позволила Жану, солдату, возвращающемуся с войны и ищущему свою Жаннетон, увидеть полоску дымка локомотива. Флобер, вычеркнув эту строку, мрачно заметил: «Жану плевать на это, так же, как и мне».

Но он не любил вовсе не железную дорогу саму по себе; он ненавидел то, как она создает у людей иллюзию прогресса. Чего стоит научный прогресс без морального? Железная дорога просто дает людям возможность больше разъезжать, встречаться с такими же глупыми, как и они, личностями и вести глупые речи. В одном из своих ранних писем, написанном, когда ему было пятнадцать лет, он перечислил зло, принесенное цивилизацией: «Железные дороги, яды, клизмы, кремовые торты, короли и гильотина». Два года спустя в эссе о Рабле список врагов человечества подвергся изменению, кроме первого зла: «Железные дороги, фабрики, химики и математики». Больше он список не менял.

3. Превыше всего — Искусство. Томик стихов предпочтительнее железной дороги».

«Личные заметки», 1840

4. Роль железной дороги в отношениях Флобера и Луизы Коле, по-моему, несколько недооценена. Подумайте сами над этим. Она жила в Париже, он в Круассе; он не хотел приезжать в столицу, ей же было запрещено навещать его в поместье. Им приходилось встречаться где-то на полпути, в Манте, где в отеле «Гранд Серф» они могли провести вместе ночь или две, полную отчаянной страсти и несбыточных обещаний. Потом повторялась привычная сцена: Луиза требовала более частых встреч, Гюстав пытался урезонить ее, Луиза просила, сердилась, угрожала, Гюстав неохотно уступал и соглашался на еще одно свидание. Оно было достаточно длительным, чтобы удовлетворить его желания и дать вновь надежду Луизе. Так и продолжались эти сварливые встречи, похожие на гонки на трех ногах. Не вспомнилась ли, случайно, Гюставу судьба более раннего гостя этих мест? Именно во время взятия Манта Вильгельм Завоеватель упал с лошади и после полученных травм скончался в Руане.