Слабая женщина, склонная к мелонхолии - Волчок Ирина

Квадратный замолчал, отвел глаза и тяжело вздохнул.

— Ясно, — нарушила молчание Ася. — Вы пока не знаете, кто из местных — редиска, а с кем можно пойти в разведку… Знаете, господин майор, давайте-ка с самого начала и поподробнее. Если это не государственная тайна.

— Сначала — это почему я приехал? — неуверенно спросил квадратный.

— Насколько я поняла, это уже ближе к концу… — Ася сделала выражение лица типа «сейчас двойку поставлю». — Сначала — это: во-первых, кто такой этот Гонсалес; во-вторых, за что и давно ли он сидит; в-третьих, почему, если на его жизнь уже четыре раза покушались на протяжении полутора лет, вы обратили на это внимание только что; в-четвертых, почему вы приехали на чужую землю, как вы это назвали; в-пятых… Впрочем, остальные пункты — по ходу дела. Вы запомнили вопросы?

— Да… Кто такой, за что сидит… Вы разве не знаете? Я думал, все уже знают. Сегодня даже в какой-то местной газете информация была, что опасного преступника оперировал сам Плотников.

— Я газет не читаю, — нетерпеливо сказала Ася. — Я привыкла информацию из первоисточников получать. По возможности — в неискаженном виде. Вы можете в неискаженном виде информацию излагать?

— Так точно, — обреченно доложил квадратный. И стал излагать информацию.

Сергей Константинович Гонсалес, семьдесят девятого года рождения, образование высшее, ранее несудим, москвич, владелец спортивного клуба, тренер по каким-то восточным единоборствам, отец — военнослужащий, мать — преподаватель… По всему — очень благополучный сын из очень благополучной семьи. Но не единственный сын. Был в семье еще младший, не такой благополучный. То есть — совсем не благополучный. В шестнадцать лет бросил школу, о чем родители узнали только через месяц: мать случайно встретила на улице классную руководительницу, та между делом выразила сожаление, что такой способный мальчик зачем-то пошел учиться на каменщика. Или на штукатура-маляра, она уже не очень точно помнила, что он говорил, забирая документы… Мать пришла домой и рассказала отцу последние удивительные новости. Отец устроил сыну допрос с пристрастием. С применением моральных пыток в виде угроз лишить младшенького вполне пристойных карманных денег и вдобавок сообщить старшему брату о его поведении. Под моральными пытками младшенький чистосердечно признался, что чихать он хотел на школу, на родителей и даже на старшего брата, а карманные деньги, которые выдавали ему родители, пристойными ни в какую погоду не считает — он сам уже сейчас в десять раз больше может заработать. Пока отец рассказывал о долге перед семьей и обществом, а мать пила корвалол, младшенький взял свою сумку, вытряс из нее несколько долларовых сотен, сказал, что остальной долг семье вернет постепенно, и ушел из дома. Родители кинулись за помощью к старшему. Тот искал брата неделю. Нашел в каком-то ночном клубе. Сразу брать за ухо и возвращать к родным пенатам не стал. Он не понимал, почему младшенький ушел из дома. Семья была дружная, жили в достатке, родители были любимыми и любящими. Никаких причин для ухода не было, но, тем не менее, пацан ушел. Старший осторожно понаблюдал за младшим. С ужасом заподозрил наркотики. С еще большим ужасом понял, что похоже не на употребление, а на распространение. Пока думал, каким способом можно вынуть младшенького без риска для его жизни из этого бизнеса, младшенький от наблюдения ушел. Опять пришлось искать. Нашел почти случайно, на Курском вокзале, чуть не потерял из вида, однако все-таки заметил, что младшенький садится в поезд южного направления. Покупать билет было уже некогда, прыгнул в соседний вагон тронувшегося поезда, с три короба наврал проводникам про семейные обстоятельства, раздал в разные руки в общей сложности четыре тысячи рублей, выяснил, в каком купе едет младшенький, и попросил проводников устроить его самого в соседнем. Всю ночь не спал — боялся, что брат выйдет где-нибудь на полдороге. Брат вышел на конечной станции. С довольно большой спортивной сумкой. В черных очках. В шесть утра. Заметно нервничал, без толку крутил головой, надолго задержался у газетного киоска, уставясь сквозь черные очки в стекло. Ничего не купил, провожаемый подозрительным взглядом зевающей продавщицы, пошел в здание вокзала. Точно — вляпался… Старшему брату казалось, что не только ему, но последней уборщице совершенно ясно: пацан не просто так надел черные очки в шесть утра, не просто так вертит головой, не просто так нервничает. Пацан по уши вляпался в криминал, и долг каждого законопослушного гражданина… Ну и так далее.