Путешествия с тетушкой - Грин Грэм

– У меня, может быть, все еще впереди, – пошутил я в надежде поскорее перевернуть страницу нашей беседы, которая меня сильно смущала.

– Ты прежде всего должен научиться быть расточительным, – сказала тетушка. – Бедность любит нанести внезапный удар, как инфлюэнца, поэтому на черный день неплохо иметь в запасе воспоминания о расточительной жизни. Эти апартаменты в любом случае я не зря сняла. Мне нужно будет приватно принять тут нескольких посетителей, и, надеюсь, ты не думаешь, что я буду принимать их в спальне. Один из них, кстати, управляющий банком. Ты когда-нибудь навещал своих клиенток в спальне?

– Нет, конечно. И даже в гостиной никого не навещал. Всеми делами я занимался в банке.

– Но у вас в Саутвуде не было клиентов очень высокого ранга.

– Вот тут вы ошибаетесь, – ответил я и рассказал о невыносимом контр-адмирале и моем друге сэре Альфреде Кине.

– Значит, у тебя не было по-настоящему конфиденциальных дел.

– Безусловно не было таких, которые я не мог бы обсудить в своем кабинете в банке.

– У вас на окраине нет подслушивающих устройств, – заявила тетушка.

Человек, который пришел к ней с визитом, никак не укладывался в мои представления об управляющем банком. Высокий и элегантный, с темными бачками, он был бы хорош в костюме матадора. Тетушка попросила меня принести красный чемодан, после чего я удалился, оставив их вдвоем. В дверях я оглянулся и увидел, что крышка чемодана откинута и что он набит, как мне показалось, десятифунтовыми банкнотами.

Я пошел к себе в спальню, сел в кресло и взял номер «Панча», чтобы успокоиться. Вид этих контрабандных денег вызвал у меня шок – к тому же чемодан был фибровый, из тех, что ничего не стоит проткнуть, как картон. Надо отдать должное, ни одному опытному грузчику не пришло бы в голову, что в чемодане целое состояние, но все же было верхом безрассудства ставить все на карту, успех которой полностью зависел от опытности вора. Тетушка с легкостью могла напороться на новичка.

Тетушка, очевидно, много лет прожила за границей, и это наложило отпечаток на ее характер и на ее мораль. Я не мог судить ее теми же мерками, что и обычную англичанку, и, читая «Панч», утешал себя тем, что английский характер в основе своей неизменен. Взять хотя бы, к примеру, «Панч» – журнал претерпел период кризиса, когда даже Уинстон Черчилль стал предметом насмешек, но здравый смысл его владельцев и рекламодателей помог благополучно вернуть его на старую стезю. Даже адмирал снова подписался на него, а редактор журнала – и, по-моему, совершенно правильно – был сослан на телевидение, которое даже в самом лучшем своем варианте – сфера деятельности довольно низкопробная. Если десятифунтовые банкноты, размышлял я, уложены в пачки по двадцать в каждой, в чемодане могло быть не меньше трех тысяч фунтов или даже шести тысяч, так как пачки по сорок не такие уж большие… Тут я вспомнил, что это был фирменный чемодан, который мог вместить и двенадцать тысяч. Меня слегка утешило это открытие. Контрабанда такого широкого масштаба – скорее удачный бизнес, а не уголовное преступление.

Зазвонил телефон. Это была тетушка.

– Что ты мне посоветуешь – «Юнион карбид», «Женеско», «Дойче Тексако»? Или, может, «Дженерал электрик»? – спросила она.

– Мне не хотелось бы давать вам никаких советов, – сказал я. – Я некомпетентен. Мои клиенты никогда не имели дела с американскими акциями. Слишком высокая приплата в долларах к номинальной стоимости.

– Во Франции вопроса о приплате в долларах просто не существует. По-моему, твои клиенты были начисто лишены воображения, – сказала нетерпеливо тетушка и повесила трубку. Что же, она ожидала, что адмирал тайно провозит банкноты?

На душе у меня было беспокойно. Я вышел и прошелся по саду. Американская пара (из «Сент-Джеймса» или из «Олбани») пила чай за столиком. Один из супругов извлекал из чашки бумажный пакетик на нитке, как затонувшее животное. Это убийственное зрелище заставило меня почувствовать, как далеко я от родной Англии, и я вдруг с болью подумал о том, как я соскучился по Саутвуду и дому, проводя время в компании тети Августы. Я дошел до Вандомской площади и по улице Дону вышел к Бульвару Капуцинок. На углу улицы, возле бара, со мной заговорили две женщины, и в ту же минуту я не без страха увидел радостно улыбающуюся мне физиономию.

– Мистер Пуллен! – воскликнул он. – Хвала всевышнему!

– Вордсворт!

– Самый чудесный из его деяний. Хотите эта девочка?