Путешествия с тетушкой - Грин Грэм

Возможно, она и в самом деле имела право презирать мисс Патерсон. Я подумал о Карране, мсье Дамбрезе, мистере Висконти – они жили в моем воображении, будучи сотворены и поселены там ею; даже бедный дядя Джо, ползущий к уборной. Она была животворной личностью. К жизни пробудилась даже мисс Патерсон под действием жестоких тетушкиных вопросов. Заговори вдруг тетушка с кем-нибудь обо мне, и легко вообразить, какой вышел бы рассказ из моих георгинов, из моих нелепых нежных чувств к Тули и моего беспорочного прошлого, – даже я ожил бы до какой-то степени, и нарисованный ею образ, несомненно, был бы куда ярче меня подлинного. Бессмысленно было сетовать на тетушкину жестокость. В одной книге про Чарлза Диккенса я прочитал, что автор не должен испытывать привязанности к своим персонажам, он должен обращаться с ними без всякой жалости. В основе акта созидания, оказывается, всегда лежит крайний эгоизм. Поэтому-то жена и любовница Диккенса должны были страдать для того, чтобы он мог создавать свои романы и наживать состояние. Состояние банковского служащего хотя бы не в такой мере запятнано себялюбием. Моя профессия не принадлежит к числу разрушительных. Банковский управляющий не оставляет позади себя шлейфа из страдальцев. Где-то теперь Карран? И цел ли Вордсворт?

– Рассказывала я тебе, – вдруг спросила тетушка, – про человека по имени Чарлз Поттифер? Он на свой лад цеплялся за мертвеца с той же страстью, что и твоя мисс Патерсон. Только в его случае мертвецом был он сам.

– Только не сегодня, – взмолился я. – На сегодня хватит истории смерти моего отца.

– И она неплохо ее рассказала, – снисходительно одобрила тетушка. – Хотя на ее месте я бы рассказала ее во сто крат лучше. Но я тебя предупреждаю: когда-нибудь ты пожалеешь, что отказался выслушать мою историю.

– Какую? – спросил я, думая по-прежнему об отце.

– Историю Чарлза Поттифера, разумеется.

– В другой раз, тетушка Августа.

– Напрасно ты так самонадеянно веришь в наличие другого раза, – возразила тетушка и так громко потребовала счет, что собака у стойки залаяла.

19

Тетушка не вернулась вместе со мной в Англию паромом, как я ожидал. За завтраком она объявила, что едет поездом в Париж.

– Я должна уладить кое-какие дела, – объяснила она; я вспомнил ее зловещее предупреждение накануне вечером и заключил – ошибочно, как выяснилось потом, – что ее посетило предчувствие смерти.

– А меня вы не приглашаете с собой?

– Нет, – отрезала она. – Судя по тому, как ты вчера со мной разговаривал, тебе на какое-то время надо от меня отдохнуть.

Ее явно оскорбил мой отказ выслушать историю про Чарлза Поттифера.

Я посадил ее в поезд, и на прощание она запечатлела на моей щеке наипрохладнейший из поцелуев.

– Я не хотел вас обидеть, тетя Августа, – сказал я.

– Ты больше похож на отца, чем на мать. Он считал, что, помимо написанного на страницах Вальтера Скотта, ничто больше не представляет интереса.

– А моя мать? – быстро спросил я в надежде, что наконец получу ключ к загадке.

– Она тщетно пыталась прочесть «Роб Роя». Она нежно любила твоего отца и хотела угодить ему, но «Роб Рой» был свыше ее сил.

– Почему она не вышла-за него замуж?

– У нее не было предрасположения к жизни в Хайгейте. Не купишь ли мне «Фигаро», пока ты не ушел?

После того как я сходил в киоск, она дала мне ключи от своей квартиры.

– Если я задержусь, – сказала она, – может быть, я попрошу тебя что-нибудь прислать или просто загляни проверить, все ли в порядке. Я напишу хозяину и скажу, что ключи у тебя.

Я вернулся в Лондон паромом. Еще два дня назад я любовался из окна поезда на золотистую Англию, расстилавшуюся вдоль полотна, но сейчас картина резко переменилась: Англия теперь лежала за окном сырая, промозглая, серая, как кладбищенский двор, поезд под проливным дождем медленно тащился из Дувра к Чаринг-Кросс. Одно окно не закрывалось до конца, и в купе около стенки набралась лужица. В углу напротив меня беспрерывно чихала какая-то женщина, а я пытался читать «Дейли телеграф». Нависла угроза забастовки машиностроительных предприятий, приостановили работу мойщики на какой-то ведущей фабрике, выпускающей стеклоочистители. Машины на всех заводах, принадлежащих «Бритиш мотор корпорейшн», стояли на конвейере без «дворников». Экспортные цены падали, фунт тоже.

Наконец я перешел, пропустив судебные новости, к сообщениям о смерти, но в этой колонке ничего интересного не оказалось. Гвоздем этой жалкой программы был некто сэр Освальд Ньюмен, умерший в возрасте 72 лет. Он был главным арбитром во всех строительных дебатах в пятидесятые годы, уже после того, как ушел в отставку из министерства общественных работ, где занимал пост непременного секретаря. В 1928 году он женился на Розе Эркерт и имел от нее троих сыновей, она пережила его. Старший сын теперь был секретарем Международной федерации термоэлементов и кавалером ордена Британской империи. Я подумал о моем отце, который прошептал «Долли! Куколка моя!» и умер на полу гостиницы в Верхнем городе, не успев встретиться с сэром Освальдом Ньюменом на строительных дебатах, которые, впрочем, может быть, отца вовсе и не касались.