Как все было - Барнс Джулиан

Я спустилась в прихожую, с какой-то даже досадой отперла дверь, и что я вижу? За дверью – огромная охапка цветов в целлофановой обертке, голубые и белые. Я решила, что это Стюарт, что это он прислал. И даже когда разглядела за цветами Оливера, все равно я думала, что, вероятно, Стюарт поручил Оливеру передать.

– Оливер! – сказала я. – Вот так неожиданность. Заходи.

Но он не двигается, стоит и пытается что-то сказать. Бледный как смерть, руки с букетом вытянул перед собой, будто поднос. Шевелит губами, что-то говорит, не разберу что. Так в кино показывают умирающего – он что-то, для него очень важное, невнятно бормочет, но никто уже не может разобрать. Я вижу, Оливер в ужасном состоянии. С цветов натекло ему на брюки, в лице – ни кровинки, он весь дрожит, пытается что-то выговорить, но губы не разлипаются.

Я подумала, возьму у него цветы, может, ему легче станет. Осторожно снимаю букет у него с рук, концами стеблей от себя – просто по привычке, потому что на мне рабочий халат, с ним от воды ничего бы не сделалось.

– Оливер, – говорю, – что с тобой? Может, зайдешь? Но он стоит как стоял, вытянув перед собой руки, точно дворецкий-робот, только без подноса. И вдруг громко и отчетливо произносит:

– Я тебя люблю.

Вот прямо так. Я, конечно, рассмеялась. Из уст Оливера, да еще в 8.45 утра… Я рассмеялась, но не презрительно, не обидно, а просто как будто это шутка, которую я поняла только наполовину.

Но вторую половину он мне не растолковал, а повернулся и бросился бежать. Правда, правда, со всех ног. Он убежал, а я осталась с его букетом в руках. Делать было нечего, пришлось внести цветы в дом и поставить в воду. Их было огромное количество, я наполнила три вазы и еще две пивные кружки Стюарта. А потом вернулась к работе.

Кончила пробы и принялась расчищать небо, я всегда начинаю с неба. Для этого особенной сосредоточенности не требуется, и я все утро снова и снова возвращалась к мысли о том, как Оливер стоял на пороге и не мог выговорить ни слова, а потом вдруг чуть ли не во всю глотку прокричал, что там ему вздумалось. Он явно сейчас в очень раздраженном состоянии.

Наверно, именно потому, что он, как мы знали, последнее время был постоянно на взводе – вспомнить хотя бы его странное появление тогда в аэропорту, – потому я так долго и обдумывала, что все это значит? Думала и никак не могла сосредоточиться на своей работе. Воображала разговор, который будет у нас со Стюартом, когда он вечером вернется:

– Смотри-ка, сколько цветов!

– Угу.

– У нас появился новый воздыхатель? Нет, правда, какая масса цветов.

– Это Оливер принес.

– Оливер? Когда?

– Минут через десять после твоего ухода. Вы с ним только-только разминулись.

– Но почему? С чего это он подарил нам цветы?

– Это он не нам подарил, а мне. Он сказал, что влюблен в меня.

Нет, такой разговор невозможен. Невозможно ничего даже отдаленно похожего на такой разговор. И значит, от этих цветов следует избавиться. Первая мысль была засунуть их в мусорное ведро. Но если Стюарт тоже вздумаегг туда что-то выбросить? Что бы вы подумали, окажись ваше мусорное ведро до отказа забито абсолютно свежими цветами? Тогда может быть, перейти через улицу и выбросить их в контейнер для мусора? Но это выглядело бы довольно странно. Мы еще не обзавелись здесь друзьями среди соседей, но с некоторыми уже здороваемся, и честно признаться, я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из них видел, как я отправляю в мусорный контейнер эдакую груду цветов.

И тогда я принялась запихивать их в размельчитель отходов. Брала пук за пуком цветы Оливера, совала лепестками вперед в дробилку, и за несколько минут от его подарка осталась только жидкая каша, которую смывала струя холодной воды и уносила в сточную трубу. Из сливного отверстия сначала еще шел сильный цветочный запах, но постепенно и он выдохся. А целлофановую обертку я скомкала и затолкала в коробку из-под хлопьев, которую мы опорожнили накануне. Две пивные кружки и три вазы я вымыла, насухо вытерла и расставила на обычные места, как будто ничего и не было.

Я не сомневалась, что поступила как надо. Не исключено, что у Оливера что-то вроде нервного расстройства, а если так, он будет нуждаться в нашей поддержке – и Стюарта, и моей. Когда-нибудь потом я расскажу Стюарту про эти цветы и как я ими распорядилась, и мы весело посмеемся, все трое вместе с Оливером.

После этого я вернулась к картине и работала над ней, пока не подошло время готовить ужин. Сама не знаю почему, но перед приходом Стюарта – он всегда возвращается в половине седьмого – я налила себе бокал вина. И хорошо сделала. Стюарт сказал, что весь день хотел мне позвонить, но не стал, чтобы не отвлекать от работы. Оказывается, по пути к метро он встретил Оливера в цветочном магазине тут у нас за углом. Оливер, по его словам, страшно смутился, и еще бы ему не смутиться, ведь он покупал букет цветов, чтобы помириться с девицей, у которой ночевал, но ничего не смог. Мало того, это была та самая испаноязычная девица, из-за которой его уволили из школы имени Шекспира. Отец вроде бы выставил ее из дому, и она теперь живет где-то неподалеку от нас. Накануне она пригласила Оливера в гости, но все получилось совсем не так, как он надеялся. Вот что поведал ему Оливер, сказал Стюарт.