Остромов, или Ученик чародея - Быков Дмитрий Львович

Товарищ Осипов потер лоб, изображая задумчивость, но вскоре кивнул. Товарищ Огранов не стал бы присылать первого встречного.

— Bene^[5], — сказал Остромов. — Тогда почему же — почему же, спрашиваю я, — соввласть не может сотрудничать с нами? Вероятно, за своими делами, действительно бесчисленными, она забыла о наших философских кружках, ничем для вас не вредных. Ведь тирания всегда бросала нас в темницы, мы, так сказать, жертвою пали — и почему бы теперь не объединить наши усилия в достижении общей цели? В девятнадцатом году председатель Петрогубчека Комаров не нашел в нас ничего недружеского, напротив. Вы знаете, конечно, товарища Комарова, Николая Павловича?

Товарищ Осипов кивнул.

— Я давно не был в городе, жил на юге, — прочувствованно сказал Остромов, — и лишен был удовольствия видеть товарища Комарова. Отношение его было выше всякой похвалы. Вы не знаете, где он теперь?

— Он секретарь сейчас этого, губисполкома, — сдержанно сказал Осипов, не вполне еще понимая, как себя вести.

— Если случится встретиться, передайте мою душевную благодарность, — поклонился Остромов, прижимая руку к груди. — Он так тогда и сказал — вижу его перед собой очень ясно: раз вы не против нас, сказал он, то и живите. И вот так махнул. И обысков у нас больше не было, он дал как бы охранную грамоту, позволившую сохранить реликвии и самое братство…

— Чем же, однако, я могу… — начал товарищ Осипов, все еще не понимая. Начиналось труднейшее: подвести его к мысли, не уронив себя.

— Предложение мое простое, — сказал он деловито. — В Ленинграде теперь много людей бывшего сословия. Эти люди готовы признать советскую власть, но быстрая их перековка невозможна. Они на другое рассчитаны, под другое, как говорится, заточены. С ними работа не ведется, и у них могут возникнуть настроения. — Он подчеркнул последнее слово и поднял брови. — Мы предлагаем для них легальную форму организации с непременным информированием вас обо всем. От вас же мы просим одного: разрешения и впредь философствовать, чтобы не утратить уже открытых братством весьма важных закономерностей. Вы можете, к примеру, присылать на наши занятия своего инструктора. Вообще способы контроля многообразны. Я обязуюсь в любой день — ну, скажем, раз в месяц, в первый вторник, называемый у нас честным вторником, хотя как вам будет угодно, — давать вам полный отчет о настроениях, взглядах, планах. Вы лучше меня знаете, — надо было все время подчеркивать, что товарищ Осипов во многих отношениях лучше, — сколь трудно контролировать людей интеллигентных, как они скрытны, и как им сейчас — о да, их можно понять. И я не удивлюсь, — он вновь поднял брови, — я не удивлюсь, если эта среда вдруг породит… словом, лучше знать заранее. Масонство, мне кажется, есть та самая форма, которая позволяет действовать организованно и притом у вас на глазах. Ведь согласитесь, они не пойдут, да их и не пустят, в собственно партию. А куда-то идти им надо?

И он проткнул Осипова волевым, стальным взором, который отработал не вчера: переход от уговоров к этой повелительности действовал неотразимо. Осипов против воли кивнул.

— Я предлагаю лишь, чтобы они шли к нам, — закончил Остромов. — И чтобы посредниками между ними и вами были мы как ближайшая к вам форма умственного союза. Что скажете?

Осипов покусал вставочку. Он начинал понимать.

— И что вам конкретно нужно? — спросил он. Это был уже деловой разговор. Тут важно было не перепросить, то есть запросить умеренно, чтобы предложили еще.

— Для начала, — осторожно, как бы соображая на ходу, сказал Остромов, — никаких специальных просьб, кроме нескольких «не». Не запрещать собрания, не отнимать реликвии, не присылать на каждое заседание нового агента, — один, как вы понимаете, может присутствовать постоянно, если вы не удовлетворитесь моими докладами и честным словом. — Он слегка поклонился. — Поймите, я не преследую целей материальных. Я хочу лишь, чтобы Великая ложа после так называемого Гранд Силанум, который мы приняли в девятнадцатом году, продолжала заседать для дальнейшего усовершенствования. Душа — или, если хотите, знание, — так же портятся в бездействии, как тело без гимнастики. Разрешите нас — и мы приведем к вам всех, а знакомства мои, будьте покойны, довольно обширны…

Он прямо взглянул на Осипова. Тот несколько заметался.

— Как вы понимаете, гражданин Кирпичников…