Носорог для Папы Римского - Норфолк Лоуренс

— Игуэдо! — крикнул он и продолжал выкрикивать ее имя, пока в ответ не прозвучал ее голос:

— Игуэдо? Эту сказку, Фенену, рассказывают только женщиты.

Ее голос, но не ее.

— …итак, государь, именно таким образом и по этим причинам я передаю приветствия от Фернандо Католического, короля всей Испании. Я — дон Диего из Тортосы, как я уже упоминал, слуга моего короля, который велел мне приветствовать вас в здешних местах. Итак, передаю вам приветствия, король Нри, от короля всей Испании, чье желание состоит в том, чтобы передать Зверя Папе Льву, святому отцу, нашему Папе…

Так оно и продолжалось, итак-это и поскольку-то, то громче, то тише, и, как показалось Сальвестро, длилось не один час. Диего стоял над ними и произносил речь, которая разбухала и растекалась, поворачивала обратно и отпрыгивала в сторону, изобиловала парафразами и восклицаниями, повторяла саму себя и допускала отклонения настолько далекие, что они охватывали подвиги Диего при Равенне, то, как его предали в Прато, его унижение в Риме, а также его путешествие к здешним местам, называемым Нри. Время от времени речь, оставаясь единым целым, возвращалась к первоначальному приветствию, и слова «Король Нри!» уведомляли о том, что все начинается сначала, хотя по мере того, как текло время — и речь вместе с ним, — это обращение к мертвецу, сидевшему рядом с ними в яме, все больше приобретало характер знака препинания или же якоря, с помощью которого Диего вместе со своим грузом зависал в потоках этой диатрибы, и тому ничего не оставалось, как уносить его снова и снова. Было во всем этом, однако, и некое движение вперед или же усиление накала, думал Сальвестро, или воображал, или грезил. Теперь Диего размахивал своим клинком.

— А посему, король Нри, я стою теперь перед вами в качестве посланника моего господина, короля всей Испании, Кастилии, Арагона, Наварры, Гранады и Королевства обеих Сицилий, как я уже говорил ранее, короля, именуемого Фернандо Католическим. Моего так называемого господина. И господина, как кажется, Папы, который мало того что не свят, но еще и убийца, а также мой враг и тот, кто вверг меня в опалу. Я пронзил бы его насквозь, если бы мог. И… И Фернандо тоже, ибо моя верность ему подорвана, причем не мною. Он бросил им меня на расправу при помощи своего ставленника Кардоны, этого напыщенного труса, быстро произведенного в «вице-короли», и он повесит меня, если я вернусь, за убийство самодовольного придворного, совершенное по ошибке. Да, король Нри, в ране, которая мне нанесена, повинны они все. Я представляю, как все они корчатся, точно змеи на вертеле, на острие этого клинка… Так или иначе, король Нри, учитывая все эти причины, все обиды, все клеветнические измышления, я стою здесь перед вами и готов служить вам верой и правдой.

Ему, должно быть, это снится, подумал Сальвестро. Не столько это последнее причудливое заключение, не овладевшее им утомление и даже — при всем жаре капитана — не убаюкивающая монотонность речи Диего склонили Сальвестро к мысли, что на самом деле он спит. Дело было в голосах.

Сначала они глухо шумели, потом зажужжали, а затем жужжание стало громче, с отдельными выкриками и воплями, слегка поднимавшимися над общим гамом. Голоса, однако же, были приглушенными, или размытыми, или сглаженными, или придавленными, неспособными достичь достаточной высоты, чтобы Сальвестро мог их разобрать, и как только они делались громче, снизу поднималась донная волна шума. Голоса становились ближе. Шли к нему. Он был один — ничего нового. Но где?

Он помнил небеса, похожие на эти, молочную дымку рассеянного света, слишком яркую, чтобы смотреть на нее прямо. Казалось, сейчас он и находился в такой дымке, и нельзя было различить, где верх, где низ, и не было протяженности ни в одном из направлений. Но должен ведь он стоять на чем-то — или как? Да. На траве. Ara, ладно. И где-то там, в стороне, пруд, а за ним растут несколько берез, а потом будет небольшой огород с дикими сливами. Скользящий мимо угорь. Все это не появлялось из дымки, но возникало так, словно глаза его были ослеплены солнцем, а теперь к нему возвращалось нормальное зрение: все это всегда здесь было. Он просто ничего не видел, вот и все.

Вслед за тем появился источник шума: толпа людей, или армия, или сонмище разъяренной черни, потому что чем больше их оказывалось перед глазами, тем дальше он видел их подпрыгивающие головы и раскачивающееся оружие — короткие массивные мечи, пики, дубины с шипами, — все они накатывались вперед, словно человеческое море… Прямо на него. Пора бежать, вяло подумал он.