Сын вождя - Вознесенская Юлия Николаевна

— Обождите меня здесь, хорошо? — прошептала Марина и нырнула в кусты.

Сын Вождя сел на траву возле нагревшейся за день кирпичной стены и прислонился к ней спиной. У него гудели ноги, ломило виски, а перед закрытыми глазами все время возникали и таяли ослепительно-яркие синие круги. Он почти задремал, когда вернувшаяся Марина тронула его за плечо.

— Вот вам Толстой, — сказала она шепотом, протягивая ему обернутую в газету толстую книгу, — и до свиданья.

— До ужина? — спросил Сын Вождя, принимая книгу.

— Нет, я ведь выходная — я дома буду ужинать. А завтра увидимся в столовой. Прощайте пока!

Она протянула ему руку, и он осторожно поцеловал ее.

Марина усмехнулась, провела рукой по его волосам, потом обняла и поцеловала прямо в губы. Он закрыл глаза и услышал:

— До завтра, Георгий!

Он стоял, пошатываясь, с закрытыми глазами, а когда открыл их, Марины возле уже не было, только покачивалась тронутая ею ветка олеандра с розовыми цветами. Ядовитыми, вспомнилось ему.

Подождав еще несколько минут, он стал пробираться в цивилизованную часть парка. Найдя укромную полянку в цветнике, лег на траву, положил перед собой раскрытую посередине книгу и попытался читать. Но слова путались, а по странице плавали все те же синие круги. Он опустил голову на книгу и заснул.

Проснулся он от негромкого оклика:

— Голубчик, ай-ай-ай, да что же вы со мной делаете? Я с ног сбился, разыскивая вас! Где это вы пропадали весь день, хотел бы я знать?

Над ним стоял Гаврилов. Сын Вождя сел, и Гаврилов увидел книгу.

— Зачитались, что ли, и уснули?

— Да, уснул…

— И не слышали, как я вас звал?

— Нет. Я крепко сплю, вы сами знаете.

— Ну-ну. А что это вы читаете?

— «Войну и мир» Толстого.

— Позвольте взглянуть? Да, такой книгой можно зачитаться. Неплохая книжица. Вы знаете, что наш великий Вождь высоко ценил Толстого?

Гаврилов лукавил. Он прекрасно знал, что Сын Вождя не мог прежде читать ни самого Толстого, ни высказываний Вождя о Толстом: по собственному его распоряжению Сыну Вождя в библиотеке милицейской школы выдавали одну только зарубежную классику.

— И что же, — продолжал Гаврилов, — вы так вот весь день лежали тут и читали?

— Да.

— Гм… И хорошо вам читалось на голодный желудок?

— Вы знаете, товарищ Гаврилов, у меня ведь не было хороших русских книг. А в этой книге где-то сказано, что не хлебом единым жив человек.

Почему-то Сын Вождя решил, что Гаврилов навряд ли знает, есть подобные слова в «Войне и мире» или нет, а проверять уж точно не станет. Так и вышло.

— А, бросьте! Это все толстовские штучки! Были, были заблуждения у нашего великого классика… А вы, однако, изрядно обгорели на солнце!

— Да, я позагорал немного.

— Ничего себе немного, нос красный, как у пьяницы. Теперь облупится — девушки любить не станут. Шутка. А это вы где взяли? — Гаврилов поднял с травы тюбетейку Марины.

— Это… Это не моя вещь…

— Нашли, что ли? Не следует надевать чужие головные уборы, можно педикулез подцепить.

— Что подцепить?

— Педикулез. Вошек. Не в нашем санатории, конечно. Надо будет отдать эту шапочку дежурной в главном корпусе, пусть вернет хозяину. — Он задумчиво разглядывал тюбетейку, вертя ее на указательном пальце. — А вообще надо бы вам барышню подобрать, чтобы… ну, приглядывала за вами. Не местную, конечно, а товарища надежного, проверенного, ответственного.

— Не надо мне никаких барышень!

— Да не смотрите вы на меня волком! Все мы люди, все человеки… Да и не наше это с вами дело — решать такие вопросы. Еще только незаконных внуков Вождя не хватало…

— Да как вы смеете!

— Тихо! Экий вы стали ершистый, неуправляемый какой-то… Ну ладно, поднимайтесь. На ужин пора идти.

Они успели к ужину. Сын Вождя, сам себе удивляясь, съел свою порцию с большим аппетитом и даже попросил добавки, чего прежде с ним не бывало. Кажется, Гаврилов ему поверил, что он теперь наверстывает пропущенные обед и завтрак, и одобрительно улыбался. А потом Сын Вождя и вовсе успокоился: Гаврилов вдруг, между прочим, сказал, что сам он обедал сегодня в городе и только под вечер узнал, что Сын Вождя не явился в столовую.

— Вы уж меня предупреждайте, если не хотите идти на обед: как-никак я отвечаю за ваше здоровье. За всем контроль нужен, а за здоровьем — особенно!

— Ах, да, конечно, я должен был вас предупредить. Но я ведь и сам не думал, что зачитаюсь и забуду про обед. Простите великодушно.