На игле - Уэлш Ирвин

ОХ, БЛЯ— ЯДЬ… НЕТ… пожалуйста. Нет, сука, НЕТ…

Пожалуйста.

Только не со мной. Пожалуйста. Конечно, нет. Конечно, да.

Да. Я проснулся в чужой кровати, в чужой комнате, по уши в собственном дерьме. Я обоссался. Обблевался. И обосрался. Голова, на хуй, гудит, а в животе рок-концерт. Вся кровать залита дерьмом, сплошное ебучее дерьмо.

Я убираю нижнюю простыню, потом снимаю пододеяльник и сворачиваю всё вместе: в середине плещется едкий ядовитый коктейль. Узел туго затянут, нигде не протекает. Я переворачиваю матрас, чтобы спрятать мокрое пятно, и иду в туалет. Становлюсь под душ и смываю дерьмо с груди, с ляжек и с жопы. Теперь я знаю, где я: у Гэйлиной мамы.

Ебать— копать!

У Гэйлиной мамаши. Как я сюда попал? Кто мне сюда привёл? В комнате я видел, что мои шмотки аккуратно сложены. Бог ты мой.

Кто меня, бля, раздел?

Попробую вспомнить. Сегодня воскресенье. Вчера была суббота. Полуфинал в Хэмпдене. Ещё до матча я уже был никакой. Я решил, что у нас нет никаких шансов: в Хэмпдене ни в жизнь не сделаешь «старую фирму» — зрители и судьи стоят горой за официальные клубы. И вместо того, чтобы напрягаться по этому поводу, я решил просто оторваться и устроить себе классный оттяг. Да уж, оторвался на славу. Даже не помню, попал я на игру или нет. Помню, как на Дюк-стрит сел на марксменский автобус вместе с лейтскими ребятами — Томми, Рентсом и их корешками. Мозгоёбы, бля. Я хорошо помню, как мы выползли из бара в Рутерглене и потащились на матч: «спид», «кислота», план и целая гора бухла — батл водки, который я выжрал перед тем, как мы встретились в баре, потом сели на автобус, потом опять вернулись в бар…

Откуда взялась Гэйл, сказать трудно. Бляха. Я снова лёг в кровать, матрас и одеяло холодили без простыней. Через пару часов в дверь постучала Гэйл. Мы встречаемся с ней уже пять недель, но секса у нас ещё не было. Гэйл сказала, что не хочет строить наши отношения на физической основе, иначе они так и останутся сугубо физическими. Она вычитала это в «Космополитене» и хотела проверить эту теорию на практике. Так что уже недель пять яйца у меня были величиной с дыню. Наверно, во всей этой моче, говне и блевотине было немало спермы.

— Хороши вы были вчера, Дэвид Митчелл, — сказала она с осуждением. Она действительно расстроена или только делает вид? Поди разбери. Потом: — А что с простынями? — Вправду расстроена.

— Гм, небольшая авария, Гэйл.

— Ладно, ничего страшного. Спускайся вниз. Мы как раз собрались завтракать.

Она вышла, а я устало оделся и ощупью сполз по лестнице, стараясь остаться незамеченным. Узел прихватил с собой, чтобы забрать его домой и постирать.

Гэйлины папики сидели за кухонным столом. Когда я услышал запахи традиционного воскресного завтрака, готовившегося на плите, меня затошнило. В животе всё перевернулось.

— Мда, вчера у нас кто-то перебрал, — сказала Гэйлина мама, но, к моему счастью, просто беззлобно поддразнивая.

Я опять покраснел от стеснения. Сидевший за столом мистер Хьюстон попытался замять это дело.

— Ну надо же когда-нибудь расслабиться, — заметил он ободряюще.

— Точнее, надо бы когда-нибудь остепениться, — сказала Гэйл и тут же поняла, что совершила ошибку, когда я незаметно взглянул на неё исподлобья. Небольшая зависимость мне бы не помешала. Риск — благородное дело, бля…

— Э, миссис Хьюстон, — я показал на простыни, связанные узлом и лежавшие у моих ног на кухонном полу. -…Я тут немного испачкал простыню и пододеяльник. Я возьму их домой и постираю, а завтра принесу.

— Не беспокойся, сынок. Я сейчас же брошу их в стиральную машину. Сиди и завтракай.

— Нет, но, э… я их сильно испачкал, — засмущался я. — Я лучше заберу их домой.

— Какая лапушка, — засмеялся мистер Хьюстон.

— Да нет же, сиди и кушай, сынок, а я о них позабочусь, — миссис Хьюстон подкралась ко мне и внезапно ухватилась за узел. Кухня была её территорией, и ей нельзя было перечить. Я притянул узел к груди, но миссис Хьюстон оказалась проворной, как чёрт, и невероятно сильной. Она крепко вцепилась в простыни и потянула их на себя.

Узел развязался, и на пол обрушился зловонный поток жидкого говна, алкогольной блевотины и пенистой мочи. Миссис Хьюстон замерла на несколько секунд, а потом побежала к раковине: её вырвало.

Очки, лицо и белую рубашку мистера Хьюстона усеяли коричневые пятна. Капли забрызгали покрытый линолеумом стол и еду. Казалось, будто мистер Хьюстон испачкался разбавленным соусом для чипсов. На жёлтую блузку Гэйл тоже село несколько пятен.